Псковская "Псковитянка": закулисье

Ещё за несколько минут до начала представления вся эта пёстрая толпа казалось просто толпой. Но вот по громкоговорителю объявили, что всех участников представления просят занять свои места… И самыми неорганизованными оказались журналисты, которые в панике бросились кто куда, ища выхода в "зрительный зал"…

Лично я так засмотрелась на декорации, что даже угодила ногой в один из "люков" сценической площадки (а на самом деле – по колено провалилась в вырытую для какого-нибудь светильника или потайного микрофона едва заметную в траве ямку). Но это случилось десятью часами ранее - в жаркий полдень, когда кое-кто из будущих верховых опричников ещё разъезжал по кремлю в казачьей фуражке, пощёлкивая по сапогу нагайкой.

Журналистов тогда впервые запустили в святая святых псковской "Псковитянки", и мы разбрелись по импровизированной сцене, чтоб самолично пошевелить язык "вечевого" колокола или пощупать, из чего у них там сложены их "белокаменные" палаты. Утомлённые солнцем оркестранты неодобрительно взирали на нас из-под своего навеса. Но организаторы были на удивление терпеливы. И генеральный директор Всероссийского государственного театрального агентства Давид Смелянский всё так же широко улыбался, когда очередная партия репортёров окружала его плотным кольцом и в который раз начинала радостно вопрошать: "А земля помогает?"

"Мы сами не подозревали, с чем мы здесь столкнёмся", - сознался вчера режиссёр-постановщик псковской оpen-air-"Псковитянки" Юрий Лаптев. По его словам, ни в одной постановке на открытом воздухе, которые ему приходилось режиссировать до сих пор, "микрофоны вообще не использовались", а в Псковском кремле из-за его архитектурных особенностей и рельефа местности "акустики нету". "Проблем очень много", - подтвердил Давид Смелянский, но не уставал заверять журналистов, что всё будет хорошо, потому что "здесь достаточно аппаратуры": одного только светового оборудования – четыре машины.

Сложнее всего пришлось лошадям. Председатель совета общественной организации "Тульский городской молодёжный клуб исторической реконструкции и фехтования" Владимир Терехов объяснил, что они очень переживают, когда им приходится так подолгу маяться без дела. Они же у реконструкторов учёные и понимают, что их привезли работать, а тут у них такая особенная работа, когда надо стоять у крепостной стены, пока не вызовут для очень непродолжительного, декоративного, выезда.

Кони, правда, нервничали. Один из них перед самым началом представления вдруг повалился и стал кататься по земле ("Коззззёёёёёл!" – кинулся к нему хозяин). Другой (а может, тот же самый) всё норовил скинуть Ивана Грозного уже во время генеральной репетиции, когда царь торжественно въезжал на нём в оробевший Псков.

Царя мы вообще не узнали. В гримёрке Алексей Тановицкий выглядел цветущим здоровяком и самым развесёлым персонажем из всех, кого мы встретили в закулисье. "Это он пока такой добренький, а когда ему сделают лицо…" – предупредила заведующая художественно-костюмерной частью Большого театра Елена Зайцева. "Да, когда я сдвину брови!.. - пригрозил он.

Тут в гримёрку зашёл Юрий Лаптев – проверить, достаточно ли густые для Ивана Грозного выбрали пучочки волосьев (чтоб они потом не намокли от пота и не висели сосульками). А потом ещё долго водил руками, показывая Елене Зайцевой, как их лучше приклеить.

Тем временем на Алексея Тановицкого начали надевать кольчугу (такое впечатление, что она сделана из нашитых на ткань гнутых пивных пробок). Царь пожаловался, что вот эта конкретная кольчуга не слишком-то удобная, потому что не расстёгивается на спине, - так что ему приходится "мучительно" влезать в неё на манер Гарри Гудини. Но при этом авторитетно заявил, что даже театральная кольчуга непременно должна быть по-настоящему металлической, потому что только металлическая заметно меняет пластику движений.

Мы хотели увидеть это чудесное превращение (Алексея Тановицкого – в Ивана Грозного) от начала и до конца, но как только ему приклеили нос, пресс-служба Большого театра наконец-то застукала нас за подглядыванием и весьма настойчиво попросила на выход. А вскоре прозвенел второй звонок, и всех пятьдесят журналистов отловили и выпроводили в зрительный зал в одну из щёлок между рекламными щитами с перечислением спонсоров.

Мне досталось место в 11 ряду. Я очень надеялась, что действо будет происходить главным образом на возвышении, - то есть, на ступенях бутафорской "Приказной палаты". Но мои надежды не оправдались. Почти все основные события разыгрывались в низине у первых рядов. Так что я и мои соседи видели, к сожалению, не всё.  Лично я не стала по этому поводу убиваться и принялась слушать. Уж не знаю, почему устроители "Псковитянки" не рассчитали угол наклона трибун… По крайней мере, всё остальное у них прошло как по маслу. Ну… или почти как по маслу. Разве что возлюбленный псковитянки Михайло Туча (Роман Муровицкий) был явно не в голосе и раза два не по-молодецки пустил петуха.

Юрий Лаптев считает, что любые отвлекающие факторы можно сделать преимуществом оpen-air: "Пение птиц, облако, которое может вдруг приглушить солнечный свет,– это то, чего мы никогда не добьёмся в традиционной театральной коробке". Будем надеяться, что сегодняшняя публика псковской "Псковитянки" это учтёт и постарается воспринимать всё отвлекающее неудобство своего сидячего положения как преимущество, которого в традиционной театральной коробке не бывает. В конце концов, оперу ведь не смотрят, а слушают, не так ли?

На билетах написано, что она посвящена 500-летию "вхождения Пскова в Московское государство", а на самом деле "Псковитянка" – это история "о том, что чувства ценнее, чем идеи", и о том, что "долг перед державой" ничего не стоит, "если человек не может обнять своего ребёнка". В общем, если принять такую трактовку Юрия Лаптева, то можно уже не горевать об увиденном или неувиденном (за сто, триста или тысячу рублей), а сосредоточиться на своих внутренних переживаниях, которые ценнее.