22 июня: Трагедия и статистика
Помню, меня поразила мысль из давнишней рецензии (увы, не помню ни автора, ни названия) на фильм "Стиляги" Валерия Тодоровского. По мнению интерпретатора, один из основных конфликтов картины — столкновение Жизни, которую воплощает девушка Полина в исполнении Оксаны Акиньшиной, и Смерти, символизируемой фигурой матери, суровой вдовы погибшего на войне мужа и отца. Героиня Ирины Розановой отказывается от настоящего ради памяти и скорби, тогда как её юная дочь и её друзья противостоят мрачному макабру взрослых, а в целом — всей советской идеологии. В этом смысле весьма симптоматично и оригинальное название фильма "Буги на костях" ("Стиляги" — не самый удачный прокатный, продюсерский вариант).
Замечание рецензента (понятно, основанное на впечатлениях от фильма) отражает типичные представления о такой чрезвычайно важной составляющей советской идеологии как культ мёртвых героев. В СССР существовал обширный иконостас советских "святых", героев и мучеников, погибших за социалистическое Отечество. До 1965 года, когда День Победы был объявлен выходным днём, этот культ носил полуофициальный характер; в 70-ые годы он принял форму государственной идеологии; после 1996 года, когда первый президент России Борис Ельцин утвердил День памяти и скорби, к сакральной дате 9 мая официально добавилось 22 июня, щемяще печальная и поучительная, поэтому сегодня на всех федеральных телеканалах целый день крутят фильмы о начале Великой Отечественной войны.
Примечательно, что в этом году День памяти и скорби совпал с Троицкой родительской субботой, когда в православном мире принято поминать умерших на их могилах. Эта мощная языческая традиция, лишь слегка модернизированная христианством, подстилает новейшую идеологию, укладывая её в понятные для национального самосознания обрядовые формы — зажжение свеч, возложение венков к мемориалам, торжественные поминальные речи.
Без священных и простых ритуалов у нации не было бы родовой памяти, то есть отсутствовало бы трансцендентное, потустороннее измерение, без которого народ превращается в сборище безродных индивидуалистов. Можно сколь угодно изобретательно и едко издеваться над сооружением новых мемориальных курганов вроде Изборского холма, но все эти артефакты необходимы народу, о чём свидетельствует энтузиазм, с которым они готовы насыпать эти курганы, чтобы потом возить к ним молодожёнов с живыми цветами. Миллионы свадебных фотографий, сделанных на фоне Могилы Неизвестного Солдата и Вечного Огня, - прямое свидетельство того, что родовая память, слава Богу, не совсем утрачена.
22 июня 1941 года началась война, в ходе которой погибло, по некоторым оценкам, без малого 28 миллионов советских граждан, иначе говоря, начался период отечественной истории, который смело можно назвать эпохой массового убийства. По 7 миллионов за условный год! В голове реально как-то не укладывается. Война, особенно в первые два её года, насыщена такими жуткими событиями, что вообразить их сегодня практически невозможно: фантазия отказывает, хотя фильмов о событиях семидесятилетней давности в последние годы наснимали множество. И всё-таки кино есть кино, а цифры и факты — нечто иное, гораздо страшнее, потому что — настоящее, а не постановочное.
Когда всматриваешься в чёрно-белые фотографии из блога Михаила Туха "Взгляд с другой стороны", видишь псковские улицы лета 1941 года, подорванную технику, лица советских военнопленных, война становится ближе, настолько достоверной, будто ты вытащил её из старого семейного альбома. Да так оно и есть, пусть этот альбом и чужой.
Когда оказываешься на местах раскопок, там, где шли бои, война становится ощутимой, буквально на кончиках пальцев следопытов, восстанавливающих картину боя, подвига, смерти.
Мой дед, которого я никогда не знал, не погиб на фронте, но умер почти сразу после войны от ран. И это трагедия одной конкретно взятой семьи. И дед тоже в числе жертв той невероятной войны, предельно подлой и не имеющей никаких моральных оправданий. Войны, в которой ценность человеческой жизни пала столь низко, что гуманизм, казалось, потерял всякий смысл.
Гибель отдельно взятого человека — трагедия, а гибель миллионов — статистика? На что ещё сподобиться человечество в будущем, на какие преступления исхитриться? Вопрос отнюдь не праздный, особенно когда оглядываешься назад, туда, где брезжил рассвет самого длинного дня в году.
Саша ДОНЕЦКИЙ
