Взращенные любовью

Пушкинский театральный фестиваль. День четвертый

Основной доклад четвертого лабораторного заседания - «Фауст в аду» - был прочитан Сергеем Фомичевым, доктором филологии, главным научным сотрудником ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) в Санкт-Петербурге. Крайне дотошный ученый и в то же время необыкновенно доходчивый в общении и изложении самых сложных мест пушкиноведения, он ознакомил лабораторию с вполне академичным исследованием неосуществленного драматического замысла Пушкина о Фаусте, где тот должен был путешествовать по преисподней. Связь с «Божественной Комедией» Данте очевидна, но Пушкин не был бы Пушкиным, если б все не переиначил на свой, да на русский лад. Это хорошо видно из немногих текстовых набросков, оставленных Поэтом и прочитанных С. Фомичевым. Судите сами:

Что горит во мгле?

Что кипит в котле?

-  Фауст, ха-ха-ха,

Посмотри – уха,

Погляди – цари.

О, вари, вари!..

Затем, поскольку в планах Лаборатории значился «круглый стол», Вл. Рецептер перевел разговор на обсуждение спектаклей фестиваля, но оно в том виде, как это бывало раньше – с детальным анализом и соотнесением увиденного с литературным первоисточником – фактически так и не состоялось. Очень скоро, едва коснувшись «Моцарта и Сальери» в постановке Рецептера, обсуждение перешло в общую заинтересованную дискуссию вокруг Моцарта и Сальери, пушкинских и реальных. Возникало множество предположений, гипотез, трактовок, согласных и не согласных друг с другом. Сама собой возникла давняя тема противостояния пушкинистики как науки и театральной практики. Но и те, и другие согласились с Рецептером, когда он подвел итог:

- Счастливые времена наступят, когда театр научится читать язык литературный, а филологи язык театральный.

Но – наступят ли? Думается, вряд ли. Хотя бы потому, что без единства противоречий не взращивается ни одно живое дело.

В разговоре принял участие и Петр Фоменко.

Да, приезд выдающегося режиссера Петра Наумовича Фоменко стал центральным событием четвертого фестивального дня и привлек общее внимание. Авторитет его в российском театральном пространстве высок и непререкаем, уважение к нему огромно. Он – основатель и руководитель Московского театра «Мастерская Петра Фоменко», народный артист России, театральный педагог, среди учеников которого ведущие мастера сцены, режиссеры и актеры. Помните, в фильме еще молодого и так непохожего на себя сегодняшнего Никиты Михалкова «Свой среди чужих…» есть момент, когда кружком сидят друзья пропавшего Шилова, вынужденные подозревать его в неверности революции. Но кто-то говорит, что Шилов не такой, не может он быть предателем: «Вы что, не знаете Шилова?!» Далее - немая сцена: каждый вспоминает Шилова и словно теплеет душой, лица закостенелых чекистов трогает невольная улыбка. Нечто подобное происходит, когда где-то, в любом театральном собрании, любой театральной обители кто-либо вспомнит имя великого старца.

На этот раз он приехал один, без своего театра, и вынужден был, подобно васильевцам, ограничиться видеопоказом спектакля «Египетские ночи» с Ксенией Кутеповой в главной роли, ставшей в последнее время и популярной актрисой кино. (Уж не станет ли это традицией, не выродимся ли мы некого теле-кино-театрального монстрика – не монстра даже, - приехавшего погостить в провинциальный клубишко?). Открытая репетиция «Египетских ночей» была показана на фестивале несколько лет назад, теперь же мы увидели окончательный результат. Но и видеозапись была встречена бурными аплодисментами собравшейся на Малой сцене публики. И в самом деле, спектакль профессионально безупречен постановочно, режиссерски, актерски, сыгран легко и непринужденно. В чем же секрет Мастера? Попыток ответить несчетно. Он словно не ставит, а выращивает спектакль, как заботливый садовник. А уж своим актерам – как любящий отец, который хочет, чтоб его дети выросли настоящими людьми.

Вот и «дети» Вл. Рецептера подросли. Вечером на Большой сцене они сыграли Шекспира, комедию «Бесплодные усилия любви» в постановке Елены Черной. Наверное, эволюция актерского курса Рецептера, его пушкинские и другие спектакли заслуживают серьезного беспристрастного критического анализа, дабы выявить плюсы и минусы и попытаться понять, «куда ж нам плыть». Я, слава Богу, не критик и к всестороннему анализу не склонен, но как актер отмечу, что этот спектакль поднимает театр и исполнителей на новую степень сценической свободы, профессионального возраста, озорства и самозабвенной игры. Они словно вспомнили, что еще молоды. Второй акт шел на постоянных аплодисментах и закончился к всеобщему – в зале и на сцене – удовольствию бурной овацией.

Когда-то высказанное на Лаборатории пожелание видеть на сцене не только Пушкина получило развитие в своего рода внутрифестивальной программе «Пушкин и другие», которая и приносит теперь плоды. Да и как не принести, когда среди «других» Гоголь, Грибоедов, Карамзин. Теперь дошла очередь и до Шекспира.

Вик. ЯКОВЛЕВ