Мы их помним

Россия отметила 66-ю годовщину снятия блокады Ленинграда. С каждым годом все меньше становится живых свидетелей тех скорбных и героических страниц отечественной истории. Анна Ивановна Рыжакова встретила войну в Кронштадте, откуда была эвакуирована в село Ленинка Казахской ССР, где и познакомилась со своей подругой Антониной Ивановной Леляевой.

Сегодня они вспоминают о тех далеких уже годах, и многое из того, чему они стали свидетелями, кажется почти фантастикой.

- В 1942-м году, пережив блокадную зиму, нас, голодных и убогих, вывезли из Питера по ладожской дороге жизни. Так я и оказалась в эвакуации, в Казахстане, где и жила, и училась, - рассказывает Анна Ивановна Рыжакова о далеком и страшном 42-м, когда ей было чуть больше десяти лет, и пришлось воочию столкнуться с ужасами ленинградской блокады. - Уже в 44-м вместе с мамой я вернулась в Ленинград. То есть в эвакуации мы были ровно 2 года.

- Вы были уже достаточно взрослой девочкой, значит, все помните?

- Да, помню все хорошо. Мы тогда жили в Кронштадте, и я помню первые бомбежки города, как разбомбили линкор «Марат», который стоял на рейде, помню, как мы прятались. А ведь как только началась война, у всех граждан СССР было такое обманчивое чувство, что вот еще немного, и война закончится. Ведь мы пели песню: «Броня крепка, и танки наши быстры». И мы были уверены, что война с немцами продлится месяц-другой. Однако война затянулась. И август наступил, и сентябрь. В школу нас уже не позвали. Мы не  учились. Начались бомбежки, обстрелы, голод, темнота.

- Когда начался голод?

- В декабре. Пайки хлеба и прочих продуктов все время урезали. И поэтому, естественно, люди стали голодать и умирать. Я постоянно смотрела, как людей везут на санках в морг. Мой папа был на военном режиме, работая на электростанции, которая снабжала электричеством весь район. А мама была домохозяйкой с тремя детьми. Она пыталась найти хотя бы какую-то работу, но работы не было. В Кронштадте в то время было примерно 50 тысяч населения. Но в основном, конечно, - военные. Вспоминаю, как ходили за водой. Дров не было, электричество в домах отключено. Что мы в эту зиму 1941-42-го годов пережили, одному Богу известно. Честно говоря, мама думала, что до весны мы, мама, младшая сестра пяти лет и двухлетний братик, не доживем. Помню, когда наконец пришла весна по улицам везли на маленьких саночках детей хоронить, а я думала, что это куклы везут. Дети только что родившиеся, конечно, умирали.

- Как вас вывезли?

- Это произошло уже в июне. Здесь мы тоже ужасов натерпелись. Папа остался в блокаде, а мама с нами отправилась в эвакуацию. На утлом буксире по Ладоге под огнем немецких самолетов. Только немцы улетят, наши самолеты прилетают. Мы, помню, возмущались: неужели наши боятся? Но, слава Богу, все бомбы любо не долетели, либо перелетели. Потом полтора месяца мы ехали в товарняке. Направление у нас было в Чувашскую АССР. По дороге нас кормили. Вывозили ведь в первую очередь те семьи, где было много детей. Привезли на станцию Защита в Казахстане, сказали: вылезайте, дальше железной дороги нет. За ними  пришли подводы и развезли по распределенным заранее местам. В самые богатые колхозы. И таким образом мы попали в богатейшее село Ленинка. Вот сколько уже лет я на Псковщине живу, а таких богатых сел я здесь не видела. Какой вкусный там пшеничный хлеб. После блокады мы были поражены. Потом, только блокаду прорвали в 44-м, а папа уже нас вызвал. Когда мы приехали в разрушенный Кронштадт, еще канонада звучала. В июле еще война с немцами продолжалась, они город обстреливали, но, представьте себе, при этом уже восстанавливать город начали. И когда я уезжала после окончания школы, город уже был восстановлен.

- Расскажите, какое настроение было у людей в те тяжелые времена?

- Пока был жив Сталин, мы все были уверены, что жить будет лучше. Жили с надеждой. Никаких панических настроений не было. Когда война кончилась, я, разумеется, пошла в школу, и училась в основном вместе с детьми военных. Лично я своими глазами не видела, чтобы кого-то репрессировали. Но шептались. У подружки, например, дед исчез. У другой – мать.

- Когда вы приехали в Казахстан, то были очень истощены?

-Нет, мы уже по дороге отъелись. Питание было организовано. Два раза в сутки поезд блокадников кормили первым и вторым. А когда приехали в деревню, нас сразу поставили на учет: выделяли за небольшую плату продукты. Наша семья жила у прекрасной женщины, Натальи Николаевны Худяковой. Она, как и все работала, в колхозе. За два года она ни разу голоса не повысила, ни разу не бросила взгляд укоряющий. А муж у нее погиб под Лугой.

- В наше село привезли не только блокадников, но и ссыльных поволжских немцев и депортированных чеченцев, - присоединилась к разговору близкая подруга Анны Ивановны - Антонина Ивановна, которая вместе с другими жителями и принимала беженцев. - И знаете, в нашей деревянной избе, вместе с папой, мамой, пятью детьми жила еще эвакуированная из Ленинграда женщина, больной красноармеец с фронта, парень-осетин раненный, представляете? И все жили дружно, никто и никогда не повышал голос. Я сейчас прямо поражаюсь, как мы все в этой избе помещались! Ссыльные немцы очень страдали, потому что к ним относились как к вредителям, хотя они ни в чем не были виноваты. И мы их очень-очень жалели. У нас в классе было три немецких девочки и все по имени Альма. Их родственников всех забрали в трудармию. И дети ходили по деревне, побирались. Даже невозможно сейчас вспоминать. Помню, мы идем в школу, и что-нибудь съестное берем с собой - подкормить. Помню, высланных чеченцев, многие из которых в дороге замерзли, потому что были одеты по-летнему. Должна сказать, что отношения у нас, местных, с ними были хорошие, мы обменивались вещами и семенами, но когда объявили амнистию, они быстро собрались и все уехали в Чечню. Даже покойников своих всех выкопали и увезли. Такой вот народ.

- То есть никакой вражды, о которой иногда сейчас пишут, не было?

- Нет, такого не было. Село было очень красивое, 200 дворов, и почти все русские. Казахи жили тогда отдельно, в аулах, и только после войны стали постепенно переселяться ближе к нам. И до сих пор никакой вражды нет.

Беседовал Александр Донецкий