От этого напористого голоса не спрятаться, не скрыться. Президент Медведев, аки журналист Невзоров в лучшие свои секунды, форсированным голосом со строгим взглядом следователя районной прокуратуры объясняет:«Когда-то один из наших писателей, Антон Чехов, сказал, что мы должны работать, работать и работать, а счастье – это удел наших далёких потомков. Чехов – это на самом деле мой любимый писатель, но я готов согласиться только с первой частью этой фразы. Я верю, что результаты нашего совместного труда мы почувствуем в ближайшее время и почувствуем сами. Мы стремимся стать страной новых возможностей. Если есть интересные идеи, которые ещё не стали реальностью, но могут улучшить жизнь людей, мы готовы к их реализации.Я вижу свою задачу в том, чтобы каждый почувствовал и поверил: если ты много работаешь, если ты готов менять мир вокруг себя, действуя при этом в рамках закона, то у каждого есть шанс на успех. Это наша политика, и это моя политика».Извините великодушно за такую обильную порцию пустопорожнего оптимизма в стиле Горбачёва и доктора Геббельса, но тут уже ничего не поделаешь: президента по определению нужно слушать и знать, какие тараканы шевелятся в его черепной коробке. Особенно, если говорит президент не для россиянского потребления, не второпях, а для наших дружеских партнёров из Калифорщины. Наверняка эти слова были если и не заучены наизусть перед произнесением, то явно над ними поработал не один Дмитрий Анатольевич. Бодряческий тон довершал по-отечески нежный посыл: дескать, я сам в это верю, поверь и ты мне!Калифорнийские партнёры, может быть, и верили Дмитрию Анатольевичу, только вот у меня на протяжении всей этой агитки в стиле телеканала «Russia Today» зевота от набившей оскомину властной ерунды соседствовала с, увы, привычным уже раздражением. Можно, конечно, допустить, что в формулировке «результаты нашего совместного труда... почувствуем сами» под «мы» понимались не все «дорогие россияне», а только личные знакомые президента Медведева. Но не будем так уж циничны и всё-таки допустим, что среди определения «мы» где-то сбоку маячит и некто Канавщиков, честный плательщик всех налогов и по своей журналистской профессии прямо обязанный быть в курсе некоторых вещей. Вообще, наверное, это самый честный подход – говорить про себя, о том, что лучше всего знаешь. И коль уж пошёл такой глобальный разговор на идеологических формулах и цитатах аж из Чехова, то поговорим, что называется, не для протокола. Хотя, вполне вероятно, для протокола тоже, поскольку неоднократно имел возможности убедиться, что власть может сейчас сломать о колено любого, если захочет.Да, да, мои дорогие. Даже хвалёной свободы сейчас гораздо меньше, чем в советские времена. Тогда был хотя бы самиздат, кухни, «Голос Америки», а иногда в иных парткомах и в КГБ попадались вменяемые люди. Тогда можно было хотя бы что-то кому-то объяснить. Да, был соковыжимательный пресс, но была и отдача, если докажешь, что прав и не будешь дёргать поджилками от одного начальственного окрика.Показательным выглядит хотя бы сборник «Больше, чем газета» о людях и делах «Комсомольской правды» 60-70 годов (изд. дом «ПоРог», М., 2006). Тогдашние журналисты ради правого дела вполне успешно боролись хоть с членами ЦК, хоть с членами Политбюро. Если надо, в корзину летели даже бумаги крайкомов комсомола!И Москвой дело тогда не ограничивалось. Помню из своего опыта, как стоило только появиться материалу про сеть малых предприятий, которые, как пиявки, присосались к одному заводу, тут же у меня появился сотрудник КГБ. Появился не с руганью и угрозами, а с заинтересованностью и горячим желанием добиться справедливости. Он долго меня расспрашивал и многое сам рассказал. После того разговора я жалел лишь о том, что так мало могу человеку сообщить из того, что он не знает. Мы обменялись телефонами с этим подлинным патриотом и государственником. Потом, через несколько лет, пришло известие, что майор погиб в Чечне. Бывает ли сейчас нечто подобное той реакции и тому интересу к журналистскому слову? Однозначно, нет! Каждый острый материал традиционно вызывает 0,1-0,2 положительных читательских реплики (в стиле похлопывания по плечу один на один) и тонны грязи и оскорблений в самых разных кабинетах и по телефонам. Говорят, что посадят, говорят, что кровью плакать будешь, что по судам затаскаем и так далее. Честно скажу, что если бы не советская закалка и память о сотруднике КГБ, а также о некоторых принципиальных членах парткомов, никогда бы сейчас не взялся ни за один из острых материалов. Даже под псевдонимом! Поскольку никакие деньги в принципе не могут быть адекватной компенсацией всем тем властным истерикам, на которые в этом случае нарываешься.Тем более что слухи о неких запредельных журналистских гонорарах весьма преувеличены. За полосу формата А3 среднестатистическое (даже федеральное) издание сейчас платит 500-1000 рублей. Где-то бывает больше, где-то меньше, но я о средней цифре для среднего качественного текста.При этом в советские времена, когда средняя зарплата инженера составляла 120 рублей, стоимость полосы в местном издании могла доходить до 15 рублей, в областном – до 30-40, в федеральном – дот 50-60. Писательское же слово ценилось ещё дороже. Если кто забыл, напомню, что 1 опубликованная стихотворная строка члена СП стоила 90 копеек, а изданиям разрешалось выплачивать гонорар даже за произведение «принятое к печати, но не опубликованное»!Есть ли сейчас хоть бледная тень всего этого великолепия, Дмитрий Анатольевич? Над пишущей братией только насмехаются периодически: мало денег, значит, плохо пишешь, значит, не то пишешь, значит, сотрудничаешь не с теми. Многие люди, узнавая про мой оклад главного редактора городской газеты – 12 тысяч рублей, лишь брезгливо морщатся. Попытки подработки и сотрудничества в самых оптимистических раскладах приносят дополнительно до 3 тысяч рублей, не больше. Я понимаю, конечно, сейчас, задним умом, что нечего мне было тащиться назад,в город своего рождения. В воздухе уже веяло рыночным духом наживы и глумливого нигилизма. Нужно было резко и сразу забыть о старых схемах. К тому же были реальные предложения в Ленинграде, Москве и надо было оставаться там, где другие расценки и другие возможности. Но это сейчас я стал такой умный, а когда ещё только был закончен журфак Ленинградского университета, я прекрасно знал: с федеральными изданиями я и так буду работать, а через провинцию легче будет сделать старт в литературу. Я знал, что в Советском Союзе вне зависимости от места проживания у меня и так были бы книги с нормальными гонорарами, квартира и уважаемая работа.Но вот приходит так называемая новая эра. Более честная при Ельцине, когда оставались хотя бы маленькие шансы на подъём, и железобетонно-равнодушная сейчас, когда ту же самую миску с чечевичной похлёбкой тебе протягивают уже как великое благодеяние и заставляют благодарить за неё при любой встрече. Мышеловка захлопнулась!Ну, что лично мне, спрашивается, ваша 70-миллиардная Олимпиада в Сочи? Мне там никогда не бывать и по стадионам вашим не ходить. Радоваться за спортсменов, которые имеют и свои квартиры, и нормальные зарплаты? Вроде бы тоже не мазохист, чтобы радоваться сему факту.Скажете, есть же всякие литературные премии, спонсоры. Теоретически есть. Но практически самая большая премия, которую удалось получить за год труда – 50 тысяч рублей. В основном премии или копеечные, или вовсе никакие. А к спонсорам мне при нынешней должности ходить – себе дороже. Один раз получил около 2 тысяч рублей, так потом не знал, куда деваться от этих спонсоров, которые так и норовили подсунуть «заказ», ты же им «должен». Еле отговорился. В целом же в литературе сейчас почёт лишь молодым, тем, кто не видел СССР и кто уверен, что от себя гребут лишь курица и бульдозер.Во всех сферах жизни торжествуют лишь нахрап, умение урвать, растолкать локтями. Где власти привычно латают все дыры именно за счёт терпеливых, молчаливых канавщиковых. Как в интересной истории, рассказанной «Российской газетой» 26 ноября 2009 года. Она о том, как ветеран-шахтёр продал квартиру, чтобы построить дом, а из-за кризиса стройки не получилось и ночевать приходится ветерану в «Жигулях». «РГ» сокрушается: ах, ветеран Великой Отечественной войны будет зимовать в машине. Ах, городские власти потратили 3 млн. рублей на фонтан, а на квартиру кавалеру медали «За отвагу» денег у них не нашлось.Хорошо написано. Про чинуш из местной администрации, про фронтовика, живущего на автостоянке к 65-летию Великой Победы. Был бы приучен плакать, слезы бы точно прошибло. Одно вот только червячком внутри шевелится: позвольте, но ведь у ветерана была квартира и то, что он её продал – это его личный выбор и его личный риск!Понимаю, что звучит это цинично и расчётливо, но при капитализме «если ты готов менять мир вокруг себя, действуя при этом в рамках закона, то у каждого есть шанс на успех». Ветеран сделал свой выбор, захотел достать звезду с неба. Не вышло. Ветерана, конечно, жалко, но почему другие должны оплачивать налогами ветеранские риски и его желания?Значит, одну квартиру продал – ничего, богатое государство за счёт лопушков-канавщиковых ему другую даст! При этом вопрос о детях ветеран-рыночник однозначно отметает: «Дети? Они далеко, у каждого своя судьба». Далеко... Дети никаких обязательств перед отцом не имеют, потому что – далеко. Зато местная администрация близко, газета близко, слёзы у податливых налогоплательщиков ещё ближе.Интересно, а если и вторую свою квартиру ветеран продаст, чтобы достроить дом, щедрое государство даст ему третью квартиру? Ветеран же всё-таки! Как вы считаете, Дмитрий Анатольевич?Спасибо, конечно, за совет работать больше. Видимо, теперь буду на работу приходить не в 8.30, а в 8.00 и спать ложиться не в 02.00, а в 03.00. Видимо, и от традиционного сна по субботам до 09.00 придётся отказаться и вставать раньше. Только незадача вот: живу я не в Калифорнии и знаю, что весь этот гнилой агитпроп не всерьёз, а просто витринка made in Russia для дежурного пиаровского щелбана Обаме.Кстати, я ничуть не плачусь и ни о чём не жалею. Что есть – то есть. Зарплаты хватает, с голоду не умираю, хожу тоже не в рванье, а пару лет назад купил цветной телевизор, чтобы мать хоть на 70-летие порадовалась. Что машины нет и до работы добираюсь пешком – тоже не страшно, здоровее буду. Никуда не езжу, моря не видел? Тоже не беда. Писательской фантазии вполне хватает побывать в любой точке вселенной и всё там подробно разглядеть. Но вот разница подходов по-настоящему тревожит.Даже внешне справедливые законы, как с жильём для ветеранов, у нас по определению не могут быть на сто процентов справедливы! И с ельцинских времён этот разрыв не только не уменьшился, но, на мой взгляд, стал ещё более явным.Вот сейчас пишу эти строки, а перед глазами стоит двадцатилетний москвич Пётр Кузнецов, часто я уважительно и не в шутку называл его Петром Петровичем. Талантливейший человек. В 16 лет начал учёбу в институте по космической технике. Человек-оркестр, игравший на всех музыкальных инструментах. Чистейший, совестливый, свято веривший в Россию.Когда сотрясалось небо Калифорнии от красивых словес, Пётр Кузнецов погиб в аварии. Почему-то его любимая Россия не дала ему шанса. Самые лучшие почему-то вот этак периодически уходят. Кто — за границу, кто — насовсем. А правки в отношении гениального Чехова почему-то раз за разом оказываются лишь опечатками.Прекрасно знаю то, что и у меня при существующей системе приоритетов есть лишь один-единственный шанс – попытаться дожить до пенсии и вытянуть у государства хоть какую-то копеечку. Чтобы сидеть дома и есть хоть хлеб с водой, да за казённый счёт. Хоть шерсти клок. Такие вот шансы...Андрей Канавщиков