Соло на клавиатуреБольше, чем повод Началось все банально, как процесс пищеварения. Я сидел на церемонии премии СМИ Северо-Запада «СеЗаМ-2009» и мучился одним, гамлетовским, вопросом: «Бухать сегодня дальше или не бухать?». Если не бухать, то подумают, что окончательно шизанулся. Типа, на радостях. А если бухать, то вроде все в норме: Донецкий опять пьян, и это означает, что мир в порядке, и мы, мол, остальные, на своем законном месте, чики-пуки. Так случалось, увы, не единожды, и к этому распределению ролей я как-то попривык. Поэтому, прежде, чем пойти на церемонию вручения наград, я наведался в местный бар на втором этаже «ЛенЭКСПО» и накатил сразу 300 грамм самой дорогой водки, которая у них имелась в ассортименте.- Что, за нереальные цены? – Спросил я у пожилой тетки, которая заботливо отмерила в мензурке дозу и перелила ее в высокий стакан.- Ну, мы ж как-никак ресторан, - гордо ответила барменша.- Да? У нас в Пскове последняя забегаловка выглядит приличней, - нахамил я, и в моих словах, ей богу, была изрядная доля истины. - Заурядная разливайка навроде турникета.Ну и отправился в парадный зал, где все номинанты уже ежились на стульях (очко у всех играло не по-детски играло) в предвкушении: кто - победы, а кто - огорчения. Рядом с надувным тортом расставили голубые хрустальные херовины, символизирующие, как выразился негласный лидер псковской делегации Лев Шлосберг, - перо, а мне они напомнили, скорее, рога. Намек на супружескую измену?«Угу, - соображаю расслабленно, - и тут питерцы всех подъ…нули».Благодарю Господа, что номинация «публицистической и информационной журналистики» была первой. Меня показали на большом экране (телевизионщики заранее подсуетились), я произнес там, на потолке, нечто невменяемое про статьи, содержание которых давно забыл. Экран вырубился. Я вспомнил, что, когда давал интервью, был с жуткого похмелья, отчего режиссеру пришлось мой спич нещадно резать. Получился как бы видеоклип. А потом мужик на подиуме вскрыл конверт и объявил мою фамилию.«Вот, значит, как, - только и промелькнула мысль. - О-ба-на! Мы всех сделали!»Поднялся на сцену, ляпнул какую-то глупость, получил свою штуковину плюс диплом с букетиком, под скромные овации спустился к своему месту рядом с этим дурацким надувным тортом.Церемония продолжалась, бла-бла-бла, какая-то кулинария в смысле журналистика, радостные победители выскакивали на сцену, а мне было уже все равно: кто, где и с кем? Мы свою задачу минимум исполнили: увезем на Псковщину хотя бы один приз. Их могло бы быть и больше, но все наши почему-то облажались. Так долго орали про успех, что огребли по полной. Так что, когда нарядные длинноногие красотки стали разносить по залу коктейли из водки с клюквой, я тут же присосался сразу к двум трубочкам, торчащим из бокалов.Далее был, естественно, спонтанный банкет, шашлык, водка, толпы вечно голодных журналистов, сразу, друг дружку сшибая, вступивших в соревнование, кто скорее успеет ужраться (в обоих смыслах), обалденная джазовая певичка, драйв и неизбежное продолжение в номерах, закончившееся моим братанием с телевизором, и тем, что кинематографисты называют «затемнением кадра».Эйфория он-лайнСледующее утро я встретил в номере с неизвестным мне субъектом, благо номер был двухместным, и я не изменил своему брату-телевизору.Примерно полчаса я, качаясь, принимал контрастный душ, а потом, одевшись в джинсы и джемпер, спустился на шведский завтрак, где вчерашние псковские собутыльники, не проигнорировавшие мой триумф (а были и такие), уже завтракали запеканкой, колбаской и кофе.Вяло поделились впечатлениями, и на сем мой рассказ можно было бы успешно завершать, если бы предательская химия моего организма не потребовала мгновенного опохмела.Не стану называть конкретных имен, но, - к славе псковской журналистики! - я был далеко неединственным, кто весь тот суровый, с дождем и снегом, питерский денек провел в обнимку с вожделенной литровкой «Охты». Мы гуляли по окраинным районам Васильевского острова, и я понимал, почему Бродский регулярно приходил умирать именно сюда. Площадь Искусств и сам Михайловский театр выглядели как филиал Европы, и тихий сон в кресле под убаюкивающий голос директора Михайловки был тому порукой. Сценарий же следующих дней был мне теперь внятен, как бессмертная фраза Пушкина: «Что будет? Что будет? А то и будет, что нас не будет».Наша журналистская делегация на «ГАЗели» остановилась на каком-то полустанке, недалеко от Питера, и коварно-дружеский женский голос посоветовал мне водку «Журавли», которых мы дружно и распили, кажется, под солянку. Потом, в машине, я немного поспорил о незавидной судьбе одного когда-то знаменитого псковского пиарщика, выгнанного женой якобы из-за пьянки и вынужденного прозябать отныне в полуподвале Дома купца Сафьянщикова, и счастливо закемарил под радио-шансон.Очнулся уже в Пскове. Эйфория продолжалась, вспрыскиваемая все новыми и новыми дозами. Я проспался на краю ночи и с утра носился по городу, как угорелый, но никуда не попадал.Робкое пожелание моего редактора: «Ты только это, не впадай в нирвану» - уже не имело смысла. В нирвану я уже вляпался и безоговорочно. На автомате успел заехать в редакцию дружественной газеты и скромно проставиться, распив шампунь с девушками и раздавив полбутылки с главредом. Опытный взгляд главреда свидетельствовал, что наши планы на будущее рушатся, как Лейпциг под английскими бомбами, в момент их артикуляции – планов, а не бомб.Однако, на следующий день я, бодрячком, с нарциссическими извивами тела, как мне, конечно, презентовалось в воображении, давал сумбурное аффектированное интервью своему коллеге, а еще через несколько дней я осознал себя сидящим на собрании художников и произносящим какие-то речи в защиту авангардного искусства Пскова, а вечером того же дня, после рыданий на плече старшего друга, я уже читал ксерокопию давешнего сумбурного интервью.Помимо этого были еще плотное общение с телевизором и задушевные разговоры с Богом. Вас это ничего не напоминает?В нирванеЧитатель вправе спросить: зачем так много букв? Все эти спецэффекты бытового алкоголизма и так всем известны. «Баян», Саша. А я отвечу: ни фига не баян! Это для посвященных баян, а есть немало индивидуумов, для которых все это прозвучит словно откровение. Представьте себе, друзья алкоголики, есть множество людей, для которых отношения с алкоголем – это не сфера психиатрии. А так – более или менее приятное времяпровождение, либо сугубая бытовуха. И вот, по крайней мере, для них-то я сейчас и исполняю это безнадежное соло на клавиатуре. У меня адюльтер с алкоголем, то есть запретная, но ненасытная страсть. Законная жена – трезвая жизнь, страдает и мучает жуткими угрызениями совести, но любовная связь на стороне во сто крат слаще и интенсивней. И этот опыт, насыщенный и рисковый, - на грани абсолютно реальной, а не выдуманной смерти, - навсегда со мной, чтобы в дальнейшем не приключилось.Так вот, нирвана – это когда вокруг тебя вдруг возникает невидимый, но абсолютно непроницаемый пузырь, и ты оказываешься в своем сугубо персональном Чистилище, с периодическими нырками в Ад и выныриваниями в Прелесть, то есть дьявольское (а может, и божественное) Наваждение. Сигналы мобильных телефонов не доходят до твоего оглохшего уха, а если и доходят, то абоненты из потустороннего мира должны осознавать, что как бы бодро не звучал твой голос, они разговаривают сейчас не с тобой.Куда-либо пойти – значит, умереть от паралича сердца. Посторонние люди вызывают нечто вроде паники или паранойи. Одиночество с фантомами, которые реальнее любых реальных людей, становится вдруг необычайно актуальной экзистенцией. Реальность движется столь интенсивно, что воспринимается как какие-нибудь сутки. Провалы памяти и кома прилагаются. И вот тебя ломает в этом коконе, как неваляшку-трансформера, - и нет никаких сил – ни душевных, ни физических, - вырваться за магическую границу. Организм требует повысит дозу. И, поэтому, на слабых ногах, с трясущимися руками и опухшей рожей, ты, борясь с издержками левитации, отправляешься за очередным смыслом, плещущимся на дне бутылки.Это многих славный путь. Побег из АЛКОтрастаВ какое-то утро, на мгновение вырвавшись из ступора, я осознал ошметками мозга: «Надо спасаться!». А дело в том, что в бессознательном состоянии, я, довольно успешно сбегав за бутылкой винного пойла, почувствовал, что оно не действует уже никак. Аллес!Дожив до тридцати с лишком лет, я никогда не обращался к медицине. Прежде, исходя их чисто внутренних физических резервов, мне как-то удавалось подавить дикое желание принять еще и еще, отсекая желание исключительно нечеловеческим усилием воли. Поэтому теперь я уверен, что, в принципе, крепкий чел. Приходилось, конечно, забиваться куда-нибудь в угол, под диван, в шкаф для посуды, кабинку под посудомойкой, но потом, натерпевшись и отстрадавшись, и дыша на окружающих перегаром, всегда возвращался из сумрака. Помятый, но живой. А тут чувствую: «Все! Возврата нет». Чувствую со всей роковой определенностью. Бог уставился прямо в переносицу и глаголит: «Еще сутки, и будет, блядь, скобарская сенсация: еще один псковский журналюга, вслед за Сашей Григорьевым, Лешей Масловым и Мишей Ермоленко*, загнулся, не сумев выбраться из плотных объятий зеленого змия. То-то недруги поликуют и натешатся!». А страшно, между прочим, стремно. Что да как? Скорую помощь, что ли, вызывать? Так ноги вроде пока не отнялись. И глюки – не на подходе. Что делать-то в реале? Никогда ж с такими щепетильными вопросами к врачам не обращался.Звоню другу - диктору Кириллу с телевидения, у него товарищ анестезиологом в роддоме работает. - Что да как? – Спрашиваю.- Погоди, минут через двадцать тебе перезвоню.Я за это время поллитровку водки для храбрости принял, и сквозь помехи бытия, услышал знакомый Кириллов голос:- Езжай, Саша, на Чудскую, 4, тебя там уже ждут. Только учти, что стоит это удовольствие полторы тыщи за сутки.- Какое уж тут удовольствие, - говорю. - Когда реально жопу из дерьма спасать надо.Вызвал такси и отбыл в отделение скорой наркологической помощи. Разумеется, не один, а с любимой девушкой, что служила во всей этой эпопее Ангелом-Хранителем.Продолжение следует…