«П.УШКИН» в роли Микки Мауса «Пушкин – большое космическое ухо, или просто П. УШКИН. Вспомним утиную походку другого персонажа уже нашей эпохи – П. УТИНА, и т. д., т. д.», с этого заявления, неожиданного, как точка посреди фамилии, начинается альбом-выставка псковского художника-концептуалиста Ильи Семина, открывшаяся в читальном зале Центральной городской библиотеки на улице Конной. Место самое то: концептуализм, как известно, предполагает литературную игру, вписанную в изображение, и наоборот: изображение, рожденное текстом. Вернее: являет особый «букво-образ». Развешанные по стенам листы – готовая книга: бери и печатай, что до замысла, то он вполне в духе русского абсурдизма, той забавной «пушкинианы», выскочившей из гениального черепа Даниила Хармса. Не случайно здесь же, в зале, буквально под картинками «П.УШКИНа» библиотекари поместили и книгу Хармса, а еще номер прошлогоднего «Огонька», где на обложке «Пушкин - Безруков» из фильма «Последняя дуэль». Контекст концептуален: от поэтического авангарда к киношной попсе. То есть, Пушкин – настолько «наше всё», что подобен пластиду, принимая любую возможную форму: от героя литературного анекдота до карикатурного глянцевого секс-символа, сыгранного модным актером. Размножаясь в миллионах движущихся видеокопий, этот «Пушкин» давно оторвался от биографии реального поэта и человека, получившего пулю в живот на Черной речке. И, подобно пластиду же, способен взрываться небывалыми, новыми смыслами, двойниками, безумными комментариями на полях. Эти Пушкины-чертята, как бациллы, рожденные еще в алкогольном бреду гоголевского Хлестакова, оккупировали массовое сознание, поселились в нем навсегда, и стали подлинными «ньюсмейкерами». Пушкин, обладая непостижимой культурологической массой и плотностью энергии, сравнимой разве что с космической черной дырой, продуцирует новости в духовное пространство нации, и, обладая харизмой бренда, раскрученного на века вперед, такого как, скажем, VODKA, не боится никаких определений, дополнений и сюжетов. «Столичная» или «Абсолют»? – совершенно не важно. Пусть даже с «Пушкиным» на этикетке. Водка она и в Африке водка, будь хоть чернильного цвета или с засунутой внутрь склянки китайской змеей. Так и Пушкин. Даже сделавшись названием журнала и получив роль своего рода «Мурзилки» на его страницах, он продолжает флиртовать со временем, полемизировать с традицией и вдохновлять на смелые новации.Возможно, Илья Семин, когда придумал свой альбом, и не имел всего этого в голове, на уровне четко сформулированных тезисов, однако не ошибусь, если предположу, что пушкинская взрывчатка разворотила все его подсознание, отчего и явились одинокому псковскому концептуалисту его «мультяшки», соперничающие с Микки Маусом и Чебурашкой. Пушкин у Семина – это такой трансформер, эскиз для «анимэ». Поэтому с ухарским кличем «Поехали!» он улетает в Космос, или, уподобившись Мюнхгаузену, растит на темени дерево. Еще гуляет с котом Бегемотом, или искажается на плоскости в стилистике Пикассо кубистического периода. Художник осуществил ребрендинг, ткнул точку после буквы «П», получилась очередная легенда, повторяющая дефиницию Владимира Набокова о «художнике – чувствилище мира». Если ошизофренившийся Ван Гог отрезал собственное ухо, то наш Пушкин в это самое Ухо превратился. Причем – космическое. Ушкин, как Родина из знаменитой советской песни, «слышит и знает, как ее сын в небеса улетает». Тут же и тема дуэли, не без участия мифического зайца развитая до метаморфозы фамилии то в человека-барса, живущего на парапете, то в «Царя Пушкина», выстрелом оповещающего жителей о том, что настал полдень. Почтим, что ли, память поэта?Саша Донецкий