Псковское агентство информации продолжает публикацию повести Романа Романова «Охотники за голосами». По словам автора, идея книги родилась у него в ходе выборов губернатора Псковской области 2014 года. «Роман Романов
ныряет на такую глубину, где почти нет воздуха и где обитают странные глубоководные существа российской политики», - так охарактеризовал «Охотников
» писатель и публицист Александр Проханов.
Продолжение. Начало см. здесь: Часть 1-я, Часть 2-я
* * *
Турист отключил телефон, продолжая стоять у загадочной картины в галерее Михайловкого замка. Звонок старого товарища Кузнечко вывел его из сумрачного, пограничного состояния сознания, которое он так любил, поскольку именно в таком состоянии в его голове рождались новые идеи и обретали ясность многие мучавшие его периодически вопросы мироздания. Турист тихо вздохнул, прямо почувствовав, как окружающее пространство перестало быть таинственным и наполненным чем-то особенным и важным. Зато вспомнил, что ничего не ел, что в карманах нет денег, не во что переодеться, некуда идти и какойто там неизвестный Петрович приедет за ним только завтра, только под утро в лучшем случае. С такими мыслями он уныло побрел искать гардероб, на всякий случай еще раз оглянулся на картину: никто на него не смотрел и даже Тихвинская икона, на его теперешний взгляд, оказалась на творении старинного художника не такой яркой, как показалось вначале.
В совершенно пустом гардеробе одиноко висела все еще влажная куртка Туриста. Иван медленно снял ее с вешалки, думая, чем занять себя и куда пойти. Решение пришло как всегда неожиданное и правильное. Чем смотреть в витрины кафе на жующих и пьющих петербуржцев да туристов и мерзнуть в невской сырости, проще остаться здесь. Он оглянулся по сторонам, быстро юркнул под панель гардеробной стойки и забился под полку для ручной клади посетителей. Здесь было, в принципе, тепло и сухо, и, несмотря на урчащий от голода желудок, Турист заснул крепким молодым сном.
Проснулся Ежихин от жуткого голода и от того, что попытался во сне повернуться с весьма затекшей на твердом паркете спины на бок, и, естественно, треснулся головой о стенку гардеробной стойки. Замер, моментально вспомнив, где находится, и вслушался в дворцовую тишину. Никого не было, тишина была абсолютной, и даже уличные звуки большого города не проникали в помещение. «Ну и хорошо», подумал Турист, посмотрев на часы телефона. «Первый час ночи! Это ж сколько еще голодать до утра! Интересно, есть здесь всякие лучи, детекторы движения и прочие хитроумные сигнализации? Даже если есть, то в залах, а не в гардеробе же!» Тем не менее, несмотря на свою уверенность, Турист осторожно выбрался из своего убежища и на четырех точках, медленно, направился туда, где ориентировочно находился холодильник доброй буфетчицы. «Клянусь, что все верну этой славной женщине! Клянусь! Лишь бы холодильник не оказался пустым!», думал, смешно вихляя по коридору на карачках, словно старый неподкованный мерин, Турист.
Жадно пережевывая холодные гамбургеры и запивая их какой-то подозрительной выдохшейся газировкой, Иван Ежихин обдумывал свое положение. Как такое могло произойти, что его, в принципе, безобидного приличного человека повязали и чуть не бросили за решетку с какими-то нелепыми подозрениями.
А началось все в экспрессе «Москва Санкт- Петербург». Вернее, даже не с этого, а с того, что его давняя подруга, которую он давно стеснительно обожал, ни разу не видев вживую, написала ему, что поедет прогуляться по весеннему Питеру и, наконец-то, была возможность познакомиться по-настоящему. Иван снял с карточки все свои запасы, купил ей дорогой ювелирный подарок, билеты на поезд и помчался в Питер. А в вагоне его соседями оказались два очень приличных, интеллигентных человека Арни и Серж, которые возвращались с вечера встречи институтских друзей позднесоветского года выпуска. Арни был прибалтом, Серж украинцем, Ваня политтехнологом. В такой компании не могла не вспыхнуть долгая и яркая экспертная дискуссия о том, что происходило в Украине.
Через какое-то время Ежихин понял, что ему так мягонько, интеллигентно, с легкой высокомерной иронией объясняют, какой он и ему подобные россияне, быдло и оккупанты в сравнении с продвинутой Европой, Прибалтикой и Украиной. Вдвоем на одного. Вот этого Иван с детства не любил природным своим и на удивление сохранившимся, несмотря на годы, чувством справедливости. Поумничать там на птичьем языке, в пух и прах дискредитировать вражеского кандидата на выборах, манипулировать общественным мнением в политической драке это пожалуйста, на войне как войне, все равны, демократия и все такое. Но когда в его лице унижали страну, или даже не в его лице, а просто когда его народ, историю, традиции мазали черной краской и выставляли виноватым перед всем миром в Ежихине просыпалось темное генетическое имперское подсознание. И никакая его европейская по сути и духу образованность, никакой социальный опыт и его личные романтические идеалы демократии не могли противостоять этим могучим архетипам. Это все равно, что болеть против сборной России по хоккею, каким бы ты ни был, и чем бы ни занимался нельзя. Вот, войдя как раз в такое состояние в поезде, Турист прекратил любезничать и очень жестко перевел игривую интеллектуальную дискуссию в жесткое русло:
А ну-ка, хлопцы, достали планшеты, залезли в свои википедии и форумы и хоть одно доказательство в студию, что русские солдаты рубили украинских, польских, эстонских, немецких детей топорами, разбивали их головки об угол дома, прикалывали вилами к забору, вешали на колючей проволоке гроздьями вокруг деревьев и сжигали живьем? Хоть один факт! Слабо? холодно, медленно с прищуром проговорил Ежихин.
Повисла неловкая пауза, собеседники переглянулись, смутились, то ли от неожиданно резкого тона попутчика, то ли от того, что понимали: интернет ответить на вопрос не поможет.
Вот только не надо сейчас парировать «миллионом изнасилованных немок», «дискурсивными практиками» или еще как-то пудрить мозги, как вы это всегда делаете, ответьте на конкретный вопрос! Ежихин собрался в комок, наклонился вперед и, больше не давая вставить слово в ответ, продолжил. Может, вы мне расскажете о фактах детской работорговли караванами финских младенцев? Или о столетних поставках с невольничьих рынков Москвы в Геную и Венецию маленьких турецких девочек, захваченных в Османской империи? Или, может, вы знаете о чудовищных медицинских экспериментах красноармейцев над японскими, монгольскими и китайскими детишками? А хотите, я вам сейчас с фотографиями, до самого вокзала, медленно, чтобы ваши хитрые и подлые головы до конца жизни запомнили, буду рассказывать и показывать все, что делали с детьми моей страны цивилизованные европейцы и прочие древние культурные нации? Хотите? А если ваши борцы за «незалежную Крайну» делали это, то разве стоит вся ваша вонючая бандеровская незалэжность хоть одного трупика младенца, которого на глазах у матери взяли за ножку и размозжили головку об угол собственного дома! Все ваши «дискурсы» и «ментальная комплементарность» не стоят одного уголька Хатыни, и прикрывать организованный садизм чем угодно обыкновенная подлость вечных искренних шлюх и добровольных рабов!
Разговор, в общем, на этом и остановился, интеллигентные однокурсники по институту встали, ушли в конец вагона и стали о чем-то шептаться. Потом Серж ушел в другой вагон и через какое-то время вернулся с хитрой довольной мордой. «Выпил, наверное, с нервишек», подумал тогда Турист. А на вокзале, не успел он даже выйти с перрона, к нему подошли два человека в форме, один встал чуть за спиной, второй попросил документы и предложил пройти во-о-он в то здание.
Теперь, находясь ночью под стойкой музейного буфета и жуя холодный гамбургер с кислой газировкой, Турист понял, что этот бандеровец чего-нибудь наплел про него милиции, может, даже террористом представил, а те и отработали сигнал. Надо было не бежать! Нет ведь! Он по своей обычной дурости и в предвкушении встречи с девушкой сначала подумал, что на перроне все равно никто стрелять не будет. Потом весело так представилось, как он рассказывает подруге, как лихо убежал от милиции, потом действительно рванул вбок и вперед, показав такой спринт, что и сам не ожидал. Правда, когда Ваня увидел бегущих наперерез чуть не из каждого угла вокзальной площади и со всех перронов сотрудников, он понял, что поступил опрометчиво. Его пару раз чуть не схватили, своей фигурой весеннего лося он кого-то сбил с ног. Документы с банковской картой в паспорте остались у сотрудника милиции, небольшую спортивную сумку с ювелирным подарком, зарядкой для телефона и вещами он потерял, зацепив за какую-то стойку, разбил колено и, каким-то дурацким, нелепым образом перелез через строительный забор и скрылся. До утра просидел под листом железа, слушая вой сирен и шум дождя, а утром тихонько, тихонько, держась в толпе, начал продвигаться в сторону центра
Потом вспомнился Петропавловский собор, странное чувство, открытая золотая калитка у саркофага...
«Ох, блин!» вдруг подумал Турист. «Турист я, или не Турист! Раз в спальне, где убили Павла, идет ремонт, значит, как раз сейчас туда можно попасть!» Он деловито, аккуратно сложил обертки гамбургеров и пустую бутылку обратно в холодильник, взял с прилавка авторучку, написал благодарственную записку буфетчице с обещанием все вернуть в двойном размере, встал на карачки и медленно направился в сторону лестницы на второй этаж.
Проползая в бледном свете ночной иллюминации большого города сквозь дворцовые окна мимо знакомой уже стойки с объявлением о закрытом проходе и ремонте, Ежихин нечаянно громко икнул и замер в испуге. Трели сигнализации не последовало, ещё постоял на четырех точках, прислушался, поднял из своей лошадиной позы голову вверх и, одновременно с поднимающимися на затылке волосами, увидел, как медленно и бесшумно перед ним открывается двери спальни императора.
Из покоев шел мягкий желто-оранжевый свет. Ежихин почему-то не испугался, но как-то оцепенел, впал в прострацию, и даже нормальных мыслей в этот момент, о которых можно было бы написать, в его голове совершенно не было. Ступор. Вдруг из спальни раздался властный, энергичный голос:
Милостивый государь, давайте уже без ваших шоков, умилений и страхов! Проходите-с, и не стойте в этаком смешном положении, словно бусурманин какой в экваториальных широтах! Встаньте и заходите, право слово! У нас с вами еще утром произошел полюбовный контакт, не стройте же из себя впечатлительную фрейлину!
Ваня подскочил, вытянулся, как перед каким-то страшным испытанием и по-прежнему с полным сумбуром в голове вошел в дворцовую спальню.
Значит, так, уважаемый читатель, спальню я описывать не буду, поскольку совершенно не умею, да и, честно говоря, не хочу все эти дворцовые штучки описывать. Главное, что она была совершенно жилая и старинная, освещалась свечами в каких-то музейных подсвечниках, кровать в белье, зеркала, картины, разбросанные вещи, в общем, как очень крутой номер «под старину» в очень крутой гостинице. Но главное, по комнате взад-вперед ходил человек в парике, белой ночной рубашке до пят, рваной и измазанной огромными пятнами крови со стороны груди. Павел остановился и резко повернул голову в сторону гостя. Перехватил взгляд его округлившихся, совершенно удивленных и испуганных глаз и резко сказал:
Да, да, забыл. Про парик не забыл, а про пятна крови даже и не подумал. Прошу прощения, сударь.
Император резкими шагами подошел к огромному, в белье и подушках, ложу и взял камзол. Одел, поправил на груди, чтобы кровяные пятна не бросались в глаза, и медленно повернулся к Ежихину.
«Копия! Как на картинах!» впервые пробежала более-менее связная мысль в голове Туриста, одновременно его начало трясти точно также, как это впервые произошло в Петропавловском соборе. «Какая копия! Это император! Покойник! Привидение!».
Замешательство в доли секунды, и Иван Ежихин в благоговейном трепете, по непонятным для него самого причинам, рухнул на колени. Пока еще колени не грохнулись о паркет, в голове мелькнула мысль о какомто чудовищном розыгрыше из серии «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера», но тут же исчезла, потому как где-то в глубине души он чувствовал, что все это, пусть совершенно безумная, но правда.
Вставайте и проходите, я имею небольшой разговор к вам, и уж определенно не в моей власти сделать вам что-то злое! услышал Ежихин уже гораздо более спокойный и, как показалось, довольный голос Павла.
Я думал, что старинные цари как-то по-другому разговаривают, не по-нашему, по древнеславянски, или по-немецки французски, почему-то именно с этого начал разговор Турист, поднимаясь с колен.
Простите, Ваше Величество, за ночное вторжение. Но, кстати, мне так интересно такое приключение! Уххх, меня уже распирает от любопытства! Неужели с улицы освещенной комнаты во дворце не видно? Неужели я чем-то достоин такой чести видеть самого Павла!!!
Ежихин уже пришел в себя и действительно всем телом дрожал от выплеска адреналина, захлебывался от восторга, ужаса и таинственности происходящего. Такого приключения нельзя было даже вообразить себе еще час назад. Перед ним был самый несчастный самодержец всероссийский, которого, кстати, Ежихин давно уже пытался оправдать аж перед самим Кузнечко!
Что вы! Ни в каком оправдании я не нуждаюсь, поверьте! У нас, вернее, у вас совсем мало времени. И разговаривать я могу, уж поверьте, на любом наречии, диалекте, и даже почти на любом профессиональном сленге. Насмотрелся и наслушался тут за два столетия, хоть по-французски, хоть по-научному, хоть как капитан третьего ранга, который на пенсии долго работал здесь и любил разговаривать сам с собой. Впрочем, мы отвлеклись
Павел опустил голову и прошелся через всю комнату, встал у канделябра и, будто замерзнув, подержал ладони около горящих свечей.
Мне весьма приятны ваши мысли и высказывания о моем царствовании, мне даже поначалу захотелось порасспрашивать вас. Но не надо только глупых сочувствий и жалких расспросов. Все-таки я император пропащий, оклеветанный. Нет в истории российской издевательств и анекдотов больше, чем анекдотов про меня. И глядя на мой любимый народ, я отдаю себе полный отчет, что этого исторического впечатления уже не переменить. Я и не хочу ни оправданий, ни мести. Достаточно с них моей мстительной выдумки с перезахоронением отца, когда на моих глазах каждый из его убийц через весь Петербург в обморочном состоянии плёлся за истлевшим прахом моего родителя. Поэтому сразу отметем тему моего царствования и расправы со мной вот как раз на этом месте. Почему вы? Потому что в отличие от редких ученых и искателей правды, вы в своей смешной, право, работе, думаете и ищете тоже, что искал и я. Секрет доброй и справедливой власти.
Ага! Громко сказал, не выдержав, Иван. Желтый ящик для обратной связи? Это ваша технология, которой оказалось недостаточно, чтобы опереться на любящий вас народ!
Глупости изрекаете, юноша! Павел гневно остановил Ежихина. Перебивать монарха, пусть даже давно почившего в бозе, недостойно и демократа! Дайте сказать! Я и сам пока не пойму, зачем мне нужно поделиться своими мыслями, надеюсь, я не ошибся с адресатом
Ежихин замер. Павел еще несколько раз, слегка чеканя по-военному шаг и опустив в раздумьях голову на грудь, прошелся через всю спальню.
Понимаете, милостивый государь, было видно, как император даже как-то волнуется, что ли, я с самого детства, отстраненный от государственных дел матушкой моею, имел возможность предаваться любым занятиям, лучшими из коих были не столько военные вахтпарады с верными гатчинцами и уж, конечно, не шпицрутены, но, прежде всего, чтение и беседы с немногими близкими мне людьми о государстве, истории, великих царях и полководцах. Меня мучил своей несправедливостью окружавший мир. Убийцы отца в почести и на свободе, матушка, так искусно изображавшая из себя просвещенную императрицу, разоряла и угнетала русский народ в угоду кучке дворянских пройдох и карьеристов, большинство из которых ее же и обворовывали, не моргнув глазом. И в какую бы империю или королевство я пристально не вглядывался везде я видел тоже самое: угнетение народа своего, фальшь, интриги, тщеславие, алчность и жестокость. Уже до воцарения я понял, что по-другому никогда и не бывало, даже в самых древних царствах. А я хотел по-другому. Жизнь народа я хотел сделать счастливой, помочь всем христианам объединиться в любви и не дать рабству, алчности и тщеславию править всем миром, что сейчас и творится на всей Земле.
И вот мой главный вопрос самому себе: можно ли править, властвовать в христианской любви и с чистой совестью?
Пусть это звучит несколько романтично, но вы-то, сударь, меня должны понять. Свой ответ именно на этот вопрос, именно после меня тщетно пытался найти каждый мой потомок, каждый держатель русского престола: и Александры, и Николаи до самой гибели династии. Очень быстро мне стала ясна тщетность моей попытки. Законы земной власти вне законов Христа, как бы земная власть ни была набожна.
Русскую власть никто не может понять, ни индус, ни европеец, ни собственный народ. Поэтому она всегда загадочна и мистична, будто бы кремлевская стена это не крашеный кирпич, а волшебный занавес, который отделяет обычный мир от мира волшебного и таинственного. Поэтому русская власть или ужасна, или боготворима, но, как вы там говорите, не тех-но-ло-гична, а значит, долго без потрясений существовать не может
Почему? Потому что природа любой человеческой власти порочна и греховна, а искренние цели и стремления русской власти идеальны и божественны. Да, да! Вы не поверите! Нигде в мире царские чиновники не собирали налог на выкуп угнаных басурманами детей из рабства, нигде! И нигде Иерусалим под стенами столицы не строили, и коммунизм, и суверенную демократию, то ли не чудо
Только русская власть на полном серьезе ставит перед собой совершенно божественные задачи и абсолютно моральные цели! Но искреннее сосуществование этих крайностей на одном престоле, когда нет откровенного первенства одной: ни Гоморры вокруг трона, ни чуда Третьего Рима это как врожденная предрасположенность к самоубийству.
Павел остановился, задумавшись. Ежихин, боясь даже кашлянуть, внимательно ждал продолжения и мучительно пытался угадать ход мыслей царя. Павел продолжил, внимательно поглядев на Ивана, и снова зашагал по паркету:
Можно ли, не совершая подлостей, хитростей и жестокостей, пусть даже ради самых благородных целей, получить и потом удержать власть? Я не построил ни одного заговора против матушки-императрицы, несмотря на естественные мотивы такого желания со стороны брошенного, униженного, лишенного отца и престола сына. После воцарения все мои указы были направлены на благо простого народа, во умножение христианской любви и упреждение сатанинской ереси.
Петербургской публике тогда было очень смешно, до сих пор экскурсоводы ехидничают. Но если посмотреть как раз из вашего мира, смешного-то мало! В Европе Христос уже мертв, в России предан, и никакие тысячи золотых куполов не вернут святую веру в тысячи безбожных душ! Вы смеетесь над моими указами о запретах модных шляпок, причесок и бантов, но сегодня глупая Мода и яркие Зрелища сделали рабами миллионы миллионов, и подчиняет эта Мода людей куда сильнее, чем любой средневековый тиран. Вы смеетесь, что я послал казаков в Индию против британской короны, а теперь тихо ненавидите американских англосаксов, поняв наконец-то, что России нет места в их англицком мире! Вы испепеляли меня насмешками, что я пытался примирить хотя бы в отечестве нашем католиков, православных и староверов! А теперь с содроганием наблюдаете предсмертные судороги европейских приходов и монастырей, с тайным страхом глядите на каждого встречного магометанина на улице и с негодованием клеймите лжепатриархов на Окраине!
Да, сударь, вы сами, право, как редкое явление, почти обо всем этом догадались
Поверьте, я нисколько не возвеличиваю себя, я просто попытался ответить на свой главный вопрос. Как мог...
Иван был увлечен монологом императора, он словно впускал в себя каждую фразу и лихорадочно старался понять сказанное. Конечно, дело было не в желтом ящике, конечно, дело было не в угадывании им добрых и пророческих мотивов Павла Первого. Дело было в чем-то другом. И вдруг он понял: главное это его собственный старый вопрос, навязчивая идея об особой, честной демократической формуле власти в России и непобедимой технологии политических побед. Только что сама эта его идея была жестоко сброшена с пьедестала. Он чувствовал, что все его придумки и размышления на том уровне, который задает своим монологом Павел ничтожны. Они, действительно, упираются в неразрешимый оксюморон русской власти: ее одновременного искреннего мессианства и жестокой повседневности самосохранения. Оставалась одна зацепка и, пользуясь повисшей паузой, он спросил:
Если по-православному тяжело править, по-советскому долго невозможно, может, получится по- демократическому? Просто пока еще не прижились нормально все эти выборы.
Царь впервые посмотрел на Ежихина с искренним недоумением. Сделал к нему несколько шагов так, что Иван вновь невольно начал рассматривать кровавые пятна на белье между отворотами камзола.
Знаете что, майн херц, скажу вам по секрету полишинеля: никакой демократии никогда не было, нет и не будет. А то, что у вас там есть, или, допустим, было в так называемой античной Греции это всего лишь способ обмана и успокоения тщеславия народных масс
Пусть так, но это не отменяет ее эффективности! Вот зачем вы мне все это рассказываете! забыв, что перед ним покойник, громко и возмущенно воскликнул Ежихин.
Что вы от меня-то хотите? Павел улыбнулся, по-военному развернулся на пятках и медленно зашагал от Ежихина.
Не кипя-ти-тесь, медленно и отчетливо проговорил Император. Мне просто очень жаль, что вы напрасно тратите свое время на вся-ку-ю ерунду! Россия матушка подошла к своему очередному главному испытанию в истории. Вся великая Россия может именно сейчас расцвести и спасти целый мир. Русские инженеры готовы придумать невиданное, ученые открыть невозможное, армия стать невиданной по силе и уважению во всей человеческой истории, и, может быть, даже снова вернуть любовь Христа на грешную землю. Поверьте, я это вижу так же, как сейчас вижу вас. Но главная преграда и риск это мой вопрос, вопрос русской власти.
Я-то причем, Ваше Величество? взяв себя в руки, спросил Турист, взяли бы лучше с каким президентом или губернатором поговорили бы на такие темы! Что я могу? Я понимаю, что ваш вопрос самый важный, но на него только Академия наук ответит, и то не сразу, как я теперь понимаю.
Не ответит! Павел весело засмеялся. Никогда! Ваши Академии не верят в Чудо, а Россия это обычное, в моем-то уж мире точно, чудо, и ответ может явиться только чудесным образом. Даже вы, сударь, сами завтра будете всячески пытаться объяснить самому себе, что наш разговор это не рядовое чудо, а какая-нибудь мозговая мутация, а потом снова начнете читать всяческие дурацкие книжки и проводить глупые научные эксперименты, строить доказательства.
А что делать?
Главное, не потерять себя! Не убегать от судьбы, не забывать про наш разговор, а там мало ли как выйдет, дуракам вообще-то везет
Погодите-погодите, вдруг заволновался Иван, чувствуя, что разговор подходит к концу.
Вы что-то знаете про меня такое? Или мне в чем-то будете помогать, ну, таком
Или мне что-то надо совершить, такое
И кто, простите, дурак-то?
Нет-нет, Иоанн! Павел несколько замялся, ничего я такого не знаю, кроме того, что ты можешь думать иногда по-особому и при этом все равно любишь людей, что, поверь, очень редко у вас встречается. И помогать я тебе, при всем желании, не смогу, я даже и не знаю, в чем именно тебе помогать. Понимаешь, в нашем тут мире, который вы обычно не видите и выдаете за патологию нервной системы, все не так однозначно, понимаешь? Ну, тут как зеркало вашего мира, свои страсти, по крайней мере, у таких, как я. Поэтому давай сам, сам, сам, может, еще и встретимся. Кстати, вон там плинтус отошел, видишь? Перстень там уже больше двухсот лет валяется, возьми, а то строители не сегодня завтра точно найдут
Иван с большим напряжением, ватными пальцами, потея и проваливаясь в какой-то жар, увеличил щель между плинтусом и стеной, просунул свои пальцы под паркетную доску и выцарапал небольшой, ажурный с большим красным камнем, перстень
Ух ты, похож чем-то на мой подарок, что в сумке на вокзале остался, весело сказал Турист, поднимаясь и поворачиваясь к императору. Перед ним была пустая, полуосвещенная уличным электрическим светом, в строительных лесах и беспорядке, полуразрушенная комната Михайловского замка
II
Кузнечко проснулся хмур и груб. Не то чтобы постель в провинциальном мотеле его не устроила, не то чтобы Интернет не ловил, не то чтобы живот крутило, или чего еще по части физиологии. Он даже с легкими мурашками по коже вспомнил первым делом Богиню, еще потягиваясь на гостиничной, типа люксовой, полуторке со спинкой под Людовика XIV. Более того, радость от правильности и своевременности своего захода на губернаторские выборы первым делом возникла в его голове после первой ночи в такой не помосковски странной, Богом забытой Паракорочке.
Впрочем, школа Кузнечко это ого-го какая школа, и не таких видали. Поэтому он не пошел в душ, достал патриотично модный спортивный костюм «Bosсo» из маленького и тоже очень модного баула-рюкзака, надел кроссовки и, закрыв номер, явно отличаясь от типичных постояльцев, упругой походкой бывалого спортсмена прошел мимо рецепшена с красивой, но, похоже, неоднократно уже матерью при ревнивом муже, сотрудницей в пуританской белой блузе.
Василий Сергеевич, действительно, с давних пор, чтобы не разонравиться женщинам и клиентам, заставлял себя бегать по утрам и по 5, и по 10, и даже иногда по 15 километров легкой, едва похожей на спортивную, трусцой, не жалея ни часа, ни двух своего личного времени. Тем более, что в процессе невинной полубеготни он успевал не только додумать достаточно коварные для рядового обывателя планы, но даже иногда искренне удивиться прекрасному творению Господа и местного мэра, в зависимости от парка или города, в котором он находился.
В этот раз Василий Сергеевич был хмур даже не изза припухшей после вчерашней драки губы, наоборот, его распирало и где-то тихонько что-то сладко томило от того вчерашнего удивительного чувства и от Богини, которая словно стояла перед глазами. Настроение было тревожным именно из-за сна. Он мучительно пытался его восстановить на свежую голову, видел в нем какоето совсем не шуточное предупреждение, или, вернее, даже подсказку, но никак не мог вспомнить
Волевым усилием Кузнечко выгнал из головы все подозрительные для образованного человека мысли о снах, подсказках, томлениях и даже о Богине и, выбегая уже из Паракорочки по обочине вчерашней трассы, приступил к планированию. Сегодня в соседнем Пустозёрском районе отмечается день героической обороны железнодорожной станции поселка Пустозёрск. Судя по лентам местных новостей, на каждый такой праздник обязательно заявляется оппозиция и губернская власть, чтобы под предлогом высоких чувств, которые в такие памятные даты открываются в сердце каждого россиянина независимо от политических предпочтений, напомнить о себе избирателям и принять участие в торжественных мероприятиях.
Сам сценарий празднования из районного Дома Культуры столичному гостю был глубоко безразличен, но вот попытаться после переговорить с лидером губернской оппозиции на выезде задача дня для Кузнечко. Второй задачей, по возможности, он наметил себе разговор с Главой района. Третьей, на вечер все-таки попытаться созвониться и встретиться с Богиней, возможно, доехать до нее в столицу Провинции. Тем более, что уже можно, с парой тройкой расписок, как он предполагал после вчерашней удачи, в качестве аргументов для разговора со столичными начальниками и областными политическими деятелями.
Но прежде всего он должен был встретиться с Туристом, нарезать ему задач и для начала отправить его к паракорскому либералу, важно было показать Петру Ильичу скорость и эффективность работы с ним, Кузнечко, а через него уже дальше по всем остальным главам и депутатам пойдет нужная информация и слухи о нем, Кузнечко, как о возможном губернаторе. «В этом деле мелочей не бывает!» думал опытный политтехнолог, экономно передвигая, чтобы не устать, ноги. «Три четыре ярких услуги правильным провинциалам и через неделю готовая репутация во всей области, через две недели очередь желающих порешать свои старые проблемы, через три толпа предусмотрительно желающих познакомиться, на всякий пожарный политический случай».
Кузнечко весело засмеялся в этот момент, представляя, как сегодня Глава Паракорочки, наливая амброзии еще советского разлива по стаканам, тихим голосом заговорщика будет рассказывать своим замам и секретарше о вчерашнем визите столичного гостя.
Вокруг бегущего человека благоухала влажная, ярко-зеленая прозрачная весна. На пустынной дороге только легкий шелест кроссовок об обочину и несмолкаемые птичьи трели из придорожных кустов. Влага, разлитая маленькими болотцами и лужами среди кочковатых полянок, казалось, кишела то ли головастиками, то ли еще какими гадами, которых периодически ловили клювами красавцы-аисты, нисколько не смущаясь ни бегущего человека, ни редких машин. Везде бурлящая жизнь, весенняя суета, радость. Бегущий человек подмечал все это, сам растворялся в этой жизни, радостно сливался с нею. И Москва, и выборы, и депутаты казались ему совершенно другим, чужим, ненастоящим и выдуманным миром. Настоящий мир вот он, живой, яркий, простой. «Я понял!» думал Кузнечко, мысленно улыбаясь. «Мне всю жизнь пришлось быть в самодельном мире, не настоящем, мы сами же его строили, тратили силы на его укрепление, сами же в нем жили, сами же его боготворили и отделяли от настоящего! Но боги творцы-то из нас хреновые, раз у нас нет места вот этому всему, нет места Богине, нет места хорошему портвейну и хулиганам-одноклассникам во дворе».
Вдруг он резко остановился и замер. Перед Кузнечко был тот самый поворот, тот самый пролесок, в который ушла вчера та странная бабка, в точности похожая на ведьму из старого фильма про Вия. Старые, черные и покосившиеся могильные кресты вдалеке, и все та же темная свинцовая туча, клубившаяся на горизонте там, где сходились тропинка, небо, кресты и зеленые клочья болотных перелесков.
Кузнечко стоял, словно окаменевший, рассматривал тропинку и могильную даль. Что-то вдруг незаметно, но очень существенно изменилось в окружающем пространстве. «Птицы замолкли! Тишина!» понял Василий. В этот же миг он ясно и сразу вспомнил весь свой ночной сон, развернулся и быстрее привычного побежал обратно в направлении Паракорочки.
Сон на самом деле был прекрасен, если бы не эта чертова бабка. Теперь, на бегу, Кузнечко пытался сопоставить утреннюю пробежку, этот поворот на трассе, сон, драку и встречу с Богиней. Рационально объяснить не получалось, отчего ноги сами ускоряли бег. Ни птиц, ни благодушных аистов, ни буйство весенних красок вокруг он больше не замечал, мир вокруг превратился в чужой и опасный, зато еще и еще раз он прокручивал вдруг всплывший в голове сегодняшний странный сон.
Во сне он, совсем еще молодой советский студент, сидел в лекционном амфитеатре своего Политехнического института. Какой-то очень знакомый на вид профессор с кафедры научного коммунизма, чем-то похожий одновременно на Эйнштейна и Ломоносова, нервно размахивая руками, читал лекцию.
За окном была в разгаре уже перестроечная весна, над доской в аудитории висела огромная, краснобело-коричневая пенопластовая голова Ленина. Тут же, рядом с головой, белоснежно пенопластовыми буквами составленное изречение: «Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна! В. И. Ленин». Причем в последнем слове не хватало сразу двух отвалившихся букв, отчего студенты уже вполне открыто хихикали, мол: «Истина ко.к.етна не дает, не прогоняет», а на фоне перестроечных разоблачений советской власти во всех газетах завхоз учебного корпуса уже как-то по-граждански храбро не торопился искать и клеить отвалившиеся буквы на свое место.
И вот этот профессор, периодически в широком жесте указывающий поднятой вверх рукой как раз на пенопластовую голову Ленина, вещал:
Невозможно, коллеги, невозможно, не скрывая глаз от объективных научно зафиксированных фактов, верить всему этому чрезмерному советскому мракобесию, при всем уважении к нашей научной школе! Допустим, я не прав и конъюнктурен, но разве можно изменить факты, открытые каждому, при минимально объективном исследовании? Вот послушайте!
Есть гипотеза, что кухарку можно и должно научить управлять государством. Она не умеет, конечно, но можно научить, она должна, по мысли Ленина, участвовать в жизни государства! Авторская мысль именно такова, а не вырванные из контекста работы Владимира Ильича вульгарные трактовки. И вот сейчас все эти «прожекторы перестройки» и «демократические платформы» пытаются донести до нас вовсе не чтото новое, скрытое железным занавесом от советских граждан, а всю ту же ленинскую мысль о кухарке, но уже в обертке западной демократии! Это бред! сорвался на тонкий фальцет профессор. Это бред! Не получилось это у Ленина, не получится это у современных демократов! Почему?
Дорогие товарищи студенты! Послушайте! Если вы возьмете всю древнейшую историю и до наших дней, вы увидите, что власть берут, владеют ею, остаются в ней только особые люди! В чем эта особость заключается? Феномен властителя, подчеркиваю, дорогие товарищи, в любой эпохе и в любой цивилизации это феномен не человека, но бого-человека, или, по крайней мере, непосредственного родственника Божества. Все в мире менялось, рушились империи и возникали новые, менялась мода, техника и быт человечества, женщины получили права, а наемные рабочие создали профсоюзы, но феномен власти оставался неизменным! Властью обличены люди особые, не совсем люди.
В первобытном обществе, в условиях родоплеменного уклада обладание сакральным знанием, доступом к духам предков первое и главное, первое и главное, повторяю, условие обладания властью! Первобытные люди, как вы уже должны знать, это далеко не только дубинка и грубая сила, это сложнейшая система представлений о мире и жестких моделей поведения. Далее идем. В любом традиционном обществе и в рабовладельческом, и в феодальном, если по Марксу, эта моя мысль совершенно очевидна. Монархия в России освящалась помазанием и генеалогией, в Древнем Шумере, Египте, у ацтеков и инков власть и Божество практически одно и тоже. Вы можете сомневаться насчет Европы источника социальных трансформаций на планете, но вглядитесь в нее! Почитайте внимательно Гомера, кого вы там увидите Героев, они же цари городов и областей, то есть властители. А кто такой Герой? Кто такой Герой, я вас спрашиваю, а? Только тот, кто имеет прямое родство с богами обитателями Олимпа и других потусторонних чертогов! К примеру, даже не самые главные герои Троянского эпоса. Кто такой Аякс Теламонид? Сын Теламона! А Теламон кто? Близкий друг Геракла, который в свою очередь сын самого Зевса и смертной женщины. Поэтому Гомер называет его по имени, и эти названные по именам товарищи из всего огромного греческого войска пользуются покровительством тех или иных богов. Все остальные, воины, слуги, кухарки не достойны даже имени!
Сколько Одиссей плавал по морю в тщетных попытках вернуться на свой престол в Итаку? А с ним ведь команда спутников, земляков, боевых товарищей. Но за все их приключения Гомер не называет его спутников по имени! О чем это говорит, я думаю, вам уже понятно! Далее евангельская Европа с ее Священными Римскими Империями и родословными королей чуть не до Ветхого Завета.
Далее Новая Европа, где казалось, само понятие Божественного попрано и перестало быть значимым, великородная аристократия потеряла свое решающее значение в обществе и миром стала править ненасытная буржуазия и ее капиталы. Но во власти опять ничего не меняется! Инаугурации по масштабу, торжественности, величию с лихвой заменяют мессу, а с помощью денег буржуазии добытчик власти или ставленник во власть моментально обожествляется до героического эпоса, будь это североамериканский эпос «отцов основателей», легендарный Наполеон, или Железный Бисмарк.
Далее. Европейский и в этом же европейском смысле российский опыт полного разрушения социальной системы до основания, с точки зрения вечного феномена власти привели к противоположному эффекту. Гитлер, победивший на демократических выборах, превратился в фюрера и арийского мессию, мумия Ленина вернула в современность культ Древнего Египта, Сталин стал отцом народа, т.е. абсолютно, в смысле первобытной культуры стал божеством на земле, родоначальником, живым тотемом, чем, собственно, всегда и является властитель на самом деле.
Поверьте, дорогие товарищи, неважно, насколько названные правители хотели быть полубогами или живыми идолами в голливудском смысле, если говорить о современных капиталистических странах, это феномен власти, который вместо объективного изучения маскируется нашими и капиталистическими учеными в мертвые абстрактные конструкции. Только особые люди могут брать и обладать властью, это «не совсем люди», или, в метафизическом смысле Избранные.
Профессор замолк, переводя дыхание и светясь от счастья, что дожил до того времени, когда он читает лекции без согласования с партийной ячейкой кафедры. Оглядел полупустую аудиторию и спросил:
Вопросы? Есть ли вопросы, товарищи? Не стесняйтесь.
В этой части сна у молодого студента Кузнечко внутри что-то щелкнуло и он, глядя на пенопластовую голову Ленина, поднял руку и с места громко спросил:
Какой тогда смысл работать над собой, делать карьеру, если я точно знаю, что, например, никакой я не Избранный и не родственник Зевса, а сын простого инженера с авторемонтного завода и учительницы начальных классов?
Никакого! резко ответил Профессор. Если все в этой аудитории решат, что они Избранные и пойдут во власть будет именно то, что началось сейчас в нашей стране! Попомните мое слово, нам нужно бояться не парадов суверенитетов в ослабевшей империи, а парада тысяч тщеславий, решивших, что они Избранные и время их Откровения как раз пришло! Возможно, вам это неприятно слышать и больно бьёт в каком-то смысле по вашим жизненным мотивациям, но шансов у вас стать Избранным и в глазах миллионов небезосновательно властвовать математически ничтожны. А по-другому, как я сказал выше, власть не обретается и не удерживается! Сама ваша мысль, что из сегодняшнего многомиллионного советского студенчества в будущем именно у вас есть шанс обрести власть объективно ненаучна и полностью подтверждает мой главный тезис о, если хотите, мистической компоненте реальной власти! Ну, или вы просто жертва пропаганды вроде «Американской мечты».
Студент Кузнечко особо ни в какой горисполком или тем более в Политбюро и сам не собирался, о чем во сне прямо подумал, и вообще задал вопрос скорее из любопытства. Но ответ Профессора задел его собственное тщеславие, и пусть он никакой не Избранный, но уж точно не «такой, как все» и, как я уже рассказывал о его самоощущении: не обделенная умом и талантами личность. Поэтому он громко, на всю аудиторию произнес:
То есть, опираясь на передовую биологию или на Библию, или на научно-марксистский лозунг о том, что все люди братья, чтобы стать у руля государства, мне всего-то нужно докопаться в своей родословной до Адама, от которого произошли все люди, включая царей. Или до той обезьяны, прародительницы рода человеческого чтобы можно было смело говорить всем, что я потомок и генетический родственник древних героев, и даже третья вода на киселе китайским императорам! А после этого я имею, по вашей логике, все права, чтобы назвать себя Избранным!
Вы передергиваете! возмутился Профессор. Концепции, которыми вы манипулируете в качестве аргументов это интеллектуальный балласт в нашем вопросе, не имеющий отношения ни к вам, ни к реальной Власти!
Вдруг слева от Кузнечко раздался звонкий девичий голос:
Профессор, а если бы вам сейчас вместо споров наш Вася показал фамильный великокняжеский манускрипт или перстень сбежавшей от революции прабабки-графини? Или он бы остановил ядерную войну с Америкой, предотвратив аварию на какомнибудь реакторе? Или он привез бы с Олимпиады в Сеуле сразу три золотых медали? Или, допустим, он нашел золото Колчака в сибирской тайге и спас Советский Союз от поиска денег на закупку зерна в Канаде, вы бы поверили, что он, возможно, Избранный и подходит для вашего феномена власти?
Кузнечко повернул голову и увидел за соседней партой Богиню. Она посмотрела на него, подмигнула и звонко засмеялась своим обаятельным весенним смехом.
Вася одним ухом пытался расслышать ответ Профессора, но уже, радостный, вскочил из-за парты, чтобы протиснуться к прекрасной Богине.
Вдруг в аудитории раздался страшный грохот, все посмотрели на кафедру, за которой находился Профессор и увидели, как рухнул и вдребезги развалился на части пенопластовый красно-белокоричневый Ленин со стены. Богиня весело смеялась, Профессор, взмахивая руками, кричал в аудиторию: «Погодите! Я не закончил тему! Нам осталось еще разобрать универсальное правило десакрализации и смерти власти!». Откуда ни возьмись, в аудитории оказалась старенькая уборщица с уличной метлой. Она стояла спиной к студентам у треснувшего портрета вождя пролетариата и платочком вытирала слезы, что-то приговаривая и охая. Кузнечко пытался пробраться к Богине и вдруг старенькая техничка с метлой повернулась в его сторону, грозя пальцем и обращаясь к нему скрипучим голосом: «Не слушай никого, Васятка! Все в твоих корнях! Есть и меч кладенец, и ковер-самолет, и шапка-неведимка! Зачем тебе енти всякие реакторы ремонтировать и золото ентова Колчака искать? Оно давным-давно за кордоном, время только зазря транжирить!»
К концу фразы уборщица со своей метлой оказалась уже перед самым носом Кузнечко и он с ужасом узнал ведьму из кинофильма про Вия, искусно замаскированную в форменный синий халат уборщицы. Он отпрянул от нее, развернулся и бросился бежать прочь из аудитории. Дверь оказалась так близко, что он, студент Кузнечко, не рассчитал расстояние, не успел затормозить и врезался скулой в угол двери
«Той самой скулой, подумал будущий губернатор на бегу, в которую мне вчера врезали кулаком. Вот отчего я проснулся и не досмотрел сон!».
Кузнечко вбегал в Паракорочку полный благодарности своему ночному кошмару и очарованный своим новым открытием: «В наш проект необходимо ввести коррективы! Я должен не только собрать подписи, зарегистрироваться и расторговаться с Москвой или губернией, я должен перестать быть каким-то там московским политтехнологом! Я должен стать особым человеком, с печатью высших сил и высшего предназначения, во мне они все должны увидеть Спасителя и Грозу, не просто так оказавшегося в Провинции! Только как-то это все надо обыграть. Вот бы прямо сейчас взять и притащить в область прямо 100, нет 200 миллиардов, например, из Китая? Или из Японии! Нет, это через МИД все, сложно, кто я такой, или попытаться? Придумаем! Ведь только вдуматься: не успел я собраться забрать власть как уже столько непривычных странностей вокруг! В этой паранормальной провинции моя голова работает лучше, чем в молодости, объективно говоря. Тьфу тьфу тьфу».
За поворотом показался провинциальный мотель, рядом стоял его черный джип и, опираясь на него спиной, жмурился на солнышке Ваня Ежихин.
Продолжение следует