Активисты движения «Забытые крепости 20 века» на территории Псковской области ищут следы военной истории - долговременные железобетонные сооружения 1930-40-х годов, сейчас забытые и заброшенные. О том, как можно вовлечь фортификации XX в. в современный социокультурный оборот, «Русскому журналу» рассказали Алексей Старков, руководитель проекта «Забытые крепости ХХ века» музея-заповедника «Изборск», и Андрей Иванов, активист этого проекта. Русский Журнал: Проект «Забытые крепости 20 века» сформировался вокруг Изборского музея-заповедника? Алексей Старков: Музей-заповедник Изборск - это крепость XIV века и окружающая ее особо охраняемая территория в 30 километрах от Пскова. Музей как музей. Но важно то, что вокруг него создалась уникальная ситуация. Штатно в музее из команды фортификаторов работаю я один, единственный освобожденный «комсомольский секретарь». И есть команда ребят за пределами музея, которые работают в разных сферах - кто-то в силовых структурах, в государственных организациях, кто-то строит свой бизнес. Нас всех объединяет любовь к фортификациям. Мы считаем, что все это, наши ДОТы, сооружения - надо не только изучать и спасать от грязи и мусора, но и вовлекать в современный социокультурный оборот. Это поможет развивать Псковскую область, сделать ее туристически привлекательной. Мы хотим сделать это для нашего региона, чтобы люди знали, что на нашей территории есть ярчайшие произведения фортификационного искусства. Музей маленький, а работаем мы по всей территории Псковской области. И это непривычно, когда музей посылает экспедиции на юг области, в пограничную полосу. Традиционно, есть Изборск и вокруг - музей-заповедник. А мы можем поехать за двести километров - искать ДОТы Себежского укрепрайона или проводить мероприятие в Ленинградской области. РЖ: Чем вы занимаетесь в рамках своего проекта? А.С.: Мы имеем дело с фортификационными сооружениями и всем, что с ним связано. Это и военное железо: гильзы, каски, всевозможные детали оборудования. И гигантские архивные чертежи укрепрайонов и самих огневых точек, которые сами по себе - произведение искусства, там каждая проволочка пририсована вручную тушью. И многочисленные документы периода строительства «Линии Сталина», их достаточно много, некоторые только недавно рассекречены и стали достоянием общественности благодаря нашему проекту. Есть и интересные фотосвидетельства из немецких фотоальбомов. Например, замечательная фотография: как псковские девушки позируют немецким солдатам на фоне ДОТа, в котором до этого оборонялись, а, возможно, и погибли наши солдаты. Улыбаются, довольные такие, а весь ДОТ побит снарядами. По этим выбоинам мы этот ДОТ и опознали на местности. По ДОТу долбили немцы с шоссе, когда рвались на Псков, а потом на Ленинград. Из всего, что у них стреляло, по нему лупили. А тут – две веселые девушки позируют. С другой стороны, мы думаем и о других проектах. О проектах подмосковных, белорусских, Ленинградской области. Например, полигон бывшего НИИ инженерных войск под Москвой, из которого вполне можно сделать Национальный музей фортификаций. Этот полигон в ближайшее время может прекратить свое существование, а земли уйдут под застройку. Сейчас военные своими руками уничтожают уникальные опытные постройки с сохранившимся вооружением и оборудованием, не понимая их ценности. Пройдет несколько лет, и мы ничего там больше не увидим. Это не просто музейный интерес. Россия на наших глазах теряет шанс получить коммерчески успешный музей мирового уровня. Нигде в мире нет такого фортификационного полигона-музея. Представляете, полтора десятка ДОТов, соединенных подземными ходами. Великолепная коллекция объектов, в том числе – немецких, вывезенных из Германии, практически утрачена. Немецкие бронеколпаки срезаны, танковые башни и установки под кривоствольные пулеметы демонтированы и увезены в неизвестном направлении. Многие объекты уникальны и существуют в единственном экземпляре. Судя по всему, Минобороны сейчас приступило к постепенной ликвидации объекта. Судьба выкорчеванных артефактов печальна – чермет, в лучшем случае частные коллекции за рубежом. Объективно, судьба полигона может решиться только на уровне Президента, но пока не понятно, как его заинтересовать в сохранении военного наследия. Писать жалобные письма? РЖ: Как вы видите развитие своего проекта через несколько лет? А.С.: Не секрет, что мы лукавим, называя нашу деятельность проектной. По сути, мы ее давно переросли (еще на стадии замысла) и занимаемся программированием. А, как вы знаете, программы могут и не иметь конца, просто в определенные периоды они переписываются. Три года работы – это уже большой срок. Без сомнения, какие-то успехи достигнуты. Но этот год, наверное, станет переломным. С одной стороны, искусственный кризис поможет избавиться от какого-то балласта, отбросить что-то нежизнеспособное, протестировать нашу деятельность на выживаемость. С другой стороны, появятся и новые направления. Мне бы очень хотелось, чтобы через 3-5 лет проект сохранил свою идеологию, жил и управлялся без меня и был коммерчески успешным. РЖ: Вы общаетесь с коллегами из других регионов? Кто это и какие точки соприкосновения у вас находятся? Есть ли совместные проекты? А.С.: Исторически так сложилось, что наиболее близка нам команда питерских фортификаторов. Кто-то является официальным консультантом нашего проекта, как Олег Тульнов, кто-то принимает участие в наших полевых исследованиях, мы постоянно ездим друг к другу, как сказали бы «по обмену опытом». Не случайно первая военно-историческая реконструкция с нашим организационным участием была проведена на территории Ленинградской области. Псковская тогда еще не была готова. Совершенно иначе сложилось сотрудничество с коллегами из Беларуси. Туда мы ездим просто учиться, белорусы – признанные законодатели моды по музеефикации фортификационных объектов ХХ века на просторах СНГ. В России о таких музеях можно только мечтать. Литва, крепость Ковна - еще один чрезвычайно удачный кейс под управлением Владимира Орлова. Строго говоря, совместных проектов нет, за исключением международного семинара в Изборске в 2010 году. За ним, наверное, и стоит будущее. Но зато есть постоянная партнерская работа с десятками специалистов из разных стран и регионов. Чувство локтя – это уже немаловажно. РЖ: Как Вам удалось привлечь тех многочисленных добровольцев, которые вам помогают? А.С.: Об этом надо спросить у них. Многие добровольцы, которые участвуют в этом проекте, занимались фортификацией, когда меня еще не было на Псковщине. Среди них – Андрей Иванов. РЖ: В архивной и поисковой работе участвует множество волонтеров. Кто эти люди? Андрей Иванов: Волонтеров очень много, и каждый приходит со своим опытом. Все это профессионалы в какой-то своей области, связанной с историей. Кто-то специалист по начальному периоду войны, кто-то специалист по военным фотографиям, архивам, кто-то специалист по архивным документам, кто-то их просто очень много нашел. То есть, каждый приходит со своим, вносит что-то свое в общую копилку, и получается такой своеобразный котел. Мы все группируемся вокруг идеи – поиска и защиты фортификаций, и вокруг личности – Алексея Старкова. РЖ: За что вы любите фортификации, почему вы ими занимаетесь? А.И.: Люблю за строгость, геометрию, суровость, точность, пунктуальность. Когда я впервые увидел это сооружение - ДОТ, то влюбился в него сразу же. Представьте, среди леса стоит бетонная коробка, обросшая мягким мхом, с огромными амбразурами, как у черепа, – в сумерках это особенно зловещая картина. А когда узнаешь их историю, как строили все эти сооружения, уважение возникает и к строителям, и к жителям, которые помогали их строить. Кроме того, наши фортификационные сооружения - это огромная тайна оборонного строительства 30-х годов. А любая тайна - это огромный движущий стимул разгадать ее. Это явилось основным стимулом. Дети на улицах часто играют в «секретики», зарывая и выискивая какие-то свои тайны под землей. А ДОТы – это наши большие взрослые «секретики» государственного масштаба. Так же – и фотокопии документов, архивов, которыми мы располагаем. Фактически их рассекретили только 10 лет назад, притом, для узкого круга. А в реальный доступ они попали, может быть, всего несколько лет назад. РЖ: Что вы делаете, чтобы сохранить старые фортификационные сооружения? А.И.: Сейчас мы исследуем их, чтобы узнать о них всю правду. Когда есть тайна, неизвестность, то возникают мифы, ложь, кривотолки, что на пользу этим сооружениям абсолютно не идет. Поэтому мы, в первую очередь, стараемся выстроить более-менее ясную историческую картину. Архивные исследования позволили получить чертежи и схемы расположения сооружений, в результате чего они были обнаружены на местности, получить богатый фактологический материал. Полевые исследования идентифицируют сооружения, фиксируют в каком состоянии они дошли до нас и насколько это соотносится с данными архивов. Еще одно направление исследования – это изучение возможности вовлечения этих объектов в социокультурную сферу, например, через музеефикацию, туризм, волонтерство, военно-историческую реконструкцию. А понять это можно только через тестирование различных моделей использования. По сути, вся Псковская область стала для нас большим полигоном для отработки различных технологий актуализации и работы с фортификационными объектами. Мы ведь с вами знаем, что мертвый, не используемый объект наследия, обречен на уничтожение. РЖ: Эмблема вашего проекта «Забытые крепости ХХ века» – двусоставная. Из чего она состоит? А.И.: На нашей эмблеме – комбинация средневековой изборской башни и советского сооружения 30-х годов ХХ века. Вообще мало кому известно, фортификация XIV века – это прадедушка фортификации ХХ века, сохранивший свои основные функции защиты живой силы и вооружения от огня противника. Псков был ключевым регионом почти на всем протяжении российской истории, за исключением, может быть, небольшого периода, когда строились фортовые крепости. Тогда граница Российской империи была далеко на западе, поэтому этот период нас обошел. А так, в принципе, все присутствует: и городища, и первые каменные крепости, и бастионные крепости петровского периода, укрепления Первой мировой и Гражданской войн, «Линия Сталина», немецкая фортификация периода оккупации и фортификация периода «холодной войны». Больше в России, наверное, такого региона нет, разве что – окрестности Санкт-Петербурга. РЖ: Вы занимаетесь популяризацией своей работы? А.И.: Мы сейчас выпускаем статьи в научных сборниках, даем материалы о нашем проекте в СМИ, проводим многочисленные презентации и лекции как для студентов, так и для школьников. Питерский журнал «Фортовед» – наш партнер. Я думаю, что в будущем мы выпустим отдельный номер, посвященный фортификационным сооружениям Псковской области от Труворова городища и до ядерного арсенала. Однако популяризация нашего наследия не всегда приносит пользу. Иногда она может принести вред. Например, человек получил информацию о каком-то сооружении, приехал к нему и свинтил семидесятилетнюю заслонку, сломал пулеметный станок. Мы на своих плечах выносим из болота кусочки танка, чтобы поместить их на выставке. А кто-то сдает это в металлолом. Каждый год тот или иной объект из тех, что мы обнаружили ранее, оказывается разграбленным. Это не единичные случаи, можно составить целый список наших потерь. Мы постоянно мониторим состояние уже известных объектов, но каждый год что-то теряем в результате строительства или вандализма. Хочется все найденные нами сооружения сохранить для потомков, поставить под государственную охрану (это до сих пор не сделано). И, конечно, вдохнуть в них жизнь, сделать интересными для людей. Беседовала Валентина Быкова, «Русский Журнал»