Сейчас это как-то трудно себе вообразить, но, к примеру, поэт Александр Блок, в юности грезивший о Прекрасной Даме, к концу жизни буквально заболел «синема», называя эти черно-белые, тогда еще вполне экзотические для взгляда, движущиеся пленки «снами наяву». А другой модный поэт уходящего в небытие «Серебряного века», Владимир Маяковский, тот вообще, как истинный авангардист и экспериментатор, не гнушался участвовать в кино-проектах в качестве артиста революционной эпохи, тем более, что внешность имел вполне импозантную, и талант актера какой-никакой. Кино из просто забавного и шокирующего аттракциона довольно быстро обрело статус настоящего визуального искусства, успешно конкурирующего с живописью, фотографией и полиграфией. Хватило буквально нескольких лет, чтобы изобретение братьев Люмьер захватило мир. Уже в двадцатые годы прошлого столетия к поэтам и энтузиастам подключились теоретики формальной школы: Тынянов, Шкловский, прочий продвинутый люд, успевавший не только пофилософствовать о природе «кино-глаза», о «знаках» на экране и законах монтажа, но и снять пару-тройку шедевров, сразу признанных классикой. Эйзенштейн, Александров, Довженко - создатели особого советского кино-языка, заимствовали, конечно, универсальные голливудские стандарты, но стремились и к самобытности, которая одна и достойна выразить национальный колорит, движение души. Словом, Россия с самого начала вошла в число так называемых «кинематографических держав», успешно конкурируя не только с Голливудскими студиями, но и с лучшим европейским продуктом. Причем очень быстро стало понятно (прежде всего – политикам и идеологам), что вне национального кинематографа невозможно надеяться и на единое культурное пространство страны, что кино не столько шоу-бизнес, развлечение, сколько мощный пропагандистский рупор, верней, - проектор, механизм вовлечения и воздействия на пока еще безграмотные темные массы. Именно поэтому товарищ Луначарский (а вовсе не Ленин, как многие ошибочно полагают) запустил в оборот знаменитый тезис про то, что «важнейшим из искусств для нас является кино». Под этими вещими словами спокойно подписались бы и Гитлер, и Черчилль, и Муссолини, не исключая президента Соединенных Штатов Рузвельта. И когда нынче поминают советское кинопроизводство исключительно как госзаказ и идеологическую «фабрику грез», призванную заменить образ Божий на новые иконы «живых вождей», не стоит забывать о том, что в других странах кино выполняло ровно ту же функцию. Абсолютно! Кроме увлекательных идей, зажигательных речей и газетных статей, тогдашние лидеры государств получили в руки потрясающую по силе внушения технологию. И использовали ее на полную катушку, особенно в моменты, когда требовалось особое напряжение национальных сил. Поэтому вместе с американскими войсками после Второй Мировой в Европу пришли и голливудские фильмы. Точнее, пришли-то они, конечно гораздо раньше, с комедиями Чаплина, однако собственно «захват» умов, экспансия Голливуда началась все ж-таки ближе к явлению рок-н-ролла и телевидения. Советская кино-политика, как могла, сопротивлялась вторжению. Активно прикрываясь «железным занавесом», специально созданный ВГИК, также как и НКВД, готовил собственные творческие «кадры», проходившие тщательный отбор на идеологическое соответствие. Товарищ Сталин самолично отсматривал все снимающиеся в стране фильмы и давал компетентную оценку. И по-другому быть не могло. На то он и тоталитарный строй. Да и любой фильм – это, как известно, сложное и дорогое производство, и если главный продюсер, а также прокатчик, – государство, то обижаться на отсутствие свободы – глупо. Однако стоило слегка отпустить идеологические гайки, аппарат застрекотал немного иначе, ибо как художники, - на то они и творческая интеллигенция, то есть либо страшные конъюнктурщики, либо отъявленные диссиденты (и одно другому часто совсем не мешает), - принялись протаскивать на экраны Советского Союза всякую «антисоветчину». В меру возможностей, которые предоставляла жесткая партийная цензура, разумеется. И вот, сегодня абсолютно свободно, изучая историю кино, можно постигать историю родной страны. С интересом наблюдая за превращениями в кадре. Вот, допустим, фильм «Чапаев». Тема гражданской войны. «Белые - красные». «Чужие - свои». Все четко, «мы» по эту сторону фронта, «враги» - по другую. Никаких сомнений в том, кто прав, а кто – виноват. Проходит всего-то двадцать лет, срок ничтожный для истории, а в советском прокате уже «Сорок первый», и оказывается, что между «белым» офицером и «красной» девушкой возможна даже любовь. И видно, что офицер вовсе не бездушный монстр, не манекен, а такой же русский человек, как и зрители, способный к нежным чувствам. И пусть в последний трагический момент долг перед новой советской Родиной торжествует, и девчонка-снайпер стреляет в своего классово чуждого возлюбленного. Зритель понимает, как именно изменилась страна. И видит, что грядут шестидесятые, поздняя оттепель, на экранах – «Служили два товарища». И хотя и тут с идеологическими акцентами все вроде в порядке, согласно правилам, белые и красные изображены в трагических обстоятельствах смертельного раскола, а офицера играет суперпопулярный и обаятельный Высоцкий, песни которого слушает и поет вся страна. Потом – «Неуловимые мстители» и белый офицер обретает внешность актера Владимира Ивашова, того самого, что сыграл когда-то русского Алешу в «Балладе о солдате», и уже этот офицер-трансформер душевно подпевает про «поле, русское поле». От одного советского фильма к следующему былой соотечественник и одновременно враг трансформируется, наполняется драматизмом его непростая судьба, и Гражданская война из героического эпоса про «наших» и «ваших» превращается в историческую трагедию народа. Примеры, понятное дело, можно долго множить, что бы в конце концов добраться до Перестройки, когда минусы сменились на плюсы, и уже «комиссары в пыльных шлемах» предстали перед зрителями сущими монстрами, а Белая добровольческая армия – невольной заложницей безжалостного исторического фиаско и жизненной несправедливости. Любой фильм – это не только выражение позиции автора, но и набор стереотипов, отражение очередного момента Истины. Взять тех же немцев в кино, в смысле, нацистов. Достаточно сравнить их окарикатуренные образы «недочеловеков» из экранизации школьного романа «Молодая гвардия» с теми лицами, что появляются на отечественном экране в последние годы. Дистанция – объективная штука. Да, это, безусловно, враги, но они же вполне вменяемые люди. Голливуд в этом отношении даже более тенденциозен, чем советское кино. Аналогии здесь работают по полной программе. Вспомним, допустим, знаменитый оскароносный «Список Шиндлера» Стивена Спилберга или его же военный блокбастер «Спасти рядового Райана». При внешнем реализме, - натурализме даже, - кинорежиссер и не думает скрывать от публики своих негативных чувств к немцам в целом. Спилберг постоянно использует прием обезличивания врага, лишает его индивидуальности. Если жертвы Холокоста или американские солдаты выписаны яркими мазками, каждый – личность, и запоминается надолго, то фашисты – почти везде – это некие тени, фантомы. Поэтому – их не жалко, им не сопереживаешь. Просматривая некоторые американские фильмы, подчас возникает ощущение, что на киностудиях сидят товарищи из Госкино и навязывают зрителям свои трактовки. И это – не какие-то махровые портреты времен Карибского кризиса и Холодной войны типа сиквелов «Рембо», когда любое неверное движение государственной длани по направлению к «ядерному чемоданчику» могло спровоцировать Апокалипсис, а русские в Голливуде представали исключительно в виде полудурков или злыдней. Нет, все это - сравнительно недавние постановки. Русские в них может и лишены традиционной злобности, но выражения лиц все равно слегка «дебильноватое». Все это, опять же, к тому, что хорошее, умное, достойное кино «Мэйд ин Раша» необходимо стране не меньше, чем новейшие истребители или ракета «Сатана». Кино было, есть и будет на первом крае идеологических (а ныне - геополитических) конфликтов, которые неизбежны как смена сезонов погоды. И если завтра повеет ветерком новой Холодной войны чуть ощутимей, чем еще вчера, будьте уверены: Рембо снова воскреснет из кинематографического пепла. Соответственно, группа морского десанта отправится из Владивостока в новое «Одиночное плаванье». Без кино отныне нет и не будет отечественной истории, мифологии, национальной идентичности. Когда развалился СССР, первое что почти исчезло, было искусство кино большого стиля. В последние годы российское кино возрождается, а это значит, что и в стране не все безнадежно.Саша Донецкий