У Псковского областного Театра кукол непростая судьба. С одной стороны, это вполне успешный театр: у артистов всегда есть верный зритель, не зависящий от времени; средняя заполняемость зала 86%, чему может позавидовать любой столичный репертуарный театральный проект. С другой стороны, все-таки зритель у Театра кукол — специфический: это преимущественно маленькие дети и их родители, и когда дети вырастают, они быстро забывают о своем родном театрике, уютно разместившемся в здании домовой церкви купца Батова. Неизбежная смена поколений в Театре кукол намного заметней, чем во «взрослых» драматических театрах. Похожее положение у театра и в псковской культуре: вроде все о театре знают, театр регулярно радует зрителей премьерами, но детские спектакли зачастую так и остаются в тени громких премьер «народного дома» имени Пушкина. И это, согласитесь, обидно. Ведь первую театральную «прививку» самые юные зрители получают именно в Театре кукол. О том, в какой творческой форме и артистическом самочувствии пребывает сегодня труппа Псковского областного Театра кукол, накануне нового театрального сезона мы поговорили с главным режиссером театра, номинантом «Золотой маски», Заслуженным артистом России Александром Заболотным. - Александр Александрович, какие у вас на сегодня главные творческие новости? - К нам в августе приезжает молодая пара из Ярославля. Она — выпускница Ярославского театрального института. Он — уже актер. - С точки зрения главного режиссера прошедший сезон, уже в составе ТКД, был удачным? - Для меня по большому счету ничего не поменялось. Я как работал, так и работаю. Что-то стало, возможно, лучше. Что-то сложнее. Но мы как делали определенное число спектаклей, так и делаем. И я считаю, что физически это наш предел. У нас всего 8 артистов, и мы никогда не останавливаемся. Репетируем новые спектакли и одновременно играем старые. У нас нет такого: «Вы репетируете, а вы работаете». Мы не можем себе подобной роскоши позволить. У нас в первой половине дня артисты работают спектакли, а во второй половине дня репетируют. И это, конечно, очень сложно. В прошлом сезоне мы сделали в общей сложности 4 спектакля. - Это много или мало? - Это нормально, по советским меркам в расчете на труппу в 23 человека. А у нас труппа — 8 артистов. Так что даже много. - Я помню, девять лет назад вы, Александр Александрович, всерьез задумывались о репертуаре для взрослых, строили планы, хотели «Гамлета» поставить. - Да, были, планы, какие-то задумки интересные, но потом вдруг резко уменьшилось количество актеров, которые могли бы эти планы реализовать. Часть труппы, если помнишь, просто уехала в Москву, в театр Образцова. Пять актеров мы тогда потеряли. Ну, и, соответственно, о каких-то творческих планах пришлось забыть. Хотя «Петрушку и Пушкина» мы все-таки поставили. Сейчас мы занимаемся своей работой, то есть исключительно тем, что делаем так называемые «прокатные» спектакли. Но ты же понимаешь, что «прокатные» спектакли и спектакли «фестивальные» - это две большие разницы. Кто у нас будет смотреть спектакль для взрослых? Два-три показа, и все? А совпадение «прокатного» и «фестивального» форматов — это такая редкость! Те спектакли, с которыми мы брали призы на фестивалях, номинировались на премии, они обычному зрителю почему-то не интересны. - То есть они не кассовые? - Не кассовые, да. - А почему? - Видимо, потому, что любой фестиваль — это прежде всего профессиональная тусовка. Вот взять спектакль «Мы победим!». Мне показалось, что вот этот спектакль сочетает в себе признаки «фестивального» и «прокатного» проекта. Он, что называется, пошел. Конечно, мы его не играем часто, но это именно тот случай, когда спектакль можно повезти на фестиваль, и стыдно не будет. Но, понимаешь, я выпендриваться перестал. А любой фестиваль — это обязательный выпендреж. - В художественном смысле? - Да. Я не говорю сейчас о хороших режиссерах. Есть хорошие режиссеры, умеющие сочетать «фестивальность» и работу на репертуар. Типа Олега Жюгжды из Гродненского Театра кукол. Для того, чтобы сделать кукольный спектакль для взрослых, все-таки нужен определенный тренинг. И для режиссера, и для актеров. Это — сложная совместная работа. Я ставил несколько лет назад Мольера в Челябинске, он шел всего два года на сцене, и его сняли. - Это разве мало? - Это мало. Десять раз отыграли, и все. Мы потратили время, деньги, то-се, и ничего не окупили. Детские спектакли у меня по 20 лет идут. - Ну, так просто публика в театре кукол такая — постоянно меняется. Новые дети рождаются и растут. - Дети рождаются, но дело не в этом. Если бы спектакль морально устарел, стал бы не интересным зрителю, театр снял бы его с репертуара. А если спектакль идет, значит, он по прежнему актуален. Последние лет десять я все мечтаю что-то поставить эдакое, а мне говорят: надо то-то. И ставлю. А ведь актерам тоже хочется и на фестиваль съездить. Себя показать, мир посмотреть. Они уже несколько лет варятся в своем соку. Пора бы и съездить. Кукольных фестивалей вообще много — и в стране, и за рубежом. - Для того, чтобы сделать фестивальный спектакль, нужны «новые формы», как выражался один известный чеховский герой? - Не обязательно. Наоборот, нужна традиция. Я ведь тоже когда-то был молодым, начинающим режиссером. И думал: «Ну сейчас я всех ошеломлю!». И изобретал велосипед. Помню, нужно было сделать глаза. Чтоб крутились по всем осям и светились. Я решил: «Ну сейчас как придумаю! Такое изобрету!». Я так «наизобретал», что они ни фига не работали. Пришел старый конструктор, который в том театре работал. Говорит мне: «Зачем ты изобретаешь велосипед? Это делается вот так и вот так». Все лишнее выкинули, оставили нужное, и все сразу заработало. И я подумал: «А на фига я изобретал-то, как дурак?». И мне ж казалось, что я искал что-то новое. А конструктор мне и объяснил: «Все уже изобретено. Твоя задача — приспособить то, что есть, к данной конкретной ситуации». Так же и режиссер молодой. Он приходит: «Сейчас как забабахаю!». Наверное, это правильно. Это — здоровые творческие амбиции. Но с возрастом понимаешь, что надо оставаться традиционным театром. В хорошем смысле. Когда я делаю спектакль, я специально о «новых формах» не думаю. Я думаю о том, чтобы было интересно, и все. Иначе как ты ребенка заинтересуешь? Взрослый человек может потерпеть, даже если ему спектакль не нравится. Сидит и смотрит. А ребенок терпеть не будет. Его не обдуришь. Ему должно быть интересно. И об этом интересе думаешь в первую очередь. - Публика, получается, у вас благодарная? - Публика — да. А отношение к театру кукол в Пскове (делает брезгливое выражение лица) — типа, а что это?.. - Отношение со стороны кого? - Да всех, кроме зрителей. Я никого не буду выделять, со стороны всех, и прежде всего — чиновников. К счастью, у нас в коллективе все понимают, чем они реально занимаются. Они любят свою работу, и при этом адекватно оценивают свое дело. То, что они играют детские спектакли, и стараются играть как можно лучше. Они не выходят играть «шедевр», условного «Гамлета», на котурнах они не ходят. Они знают правду.  - А в чем правда? - Расскажу тебе такой анекдот, но это реальный случай. Юбилей актера. Он сидит в кулисах, ждет своей очереди. А на сцене его товарищи его поздравляют, показывают сценки из спектаклей. Изображают зайчиков, лисичек, морковок. «Пе-пе-пе, поздравляем!». А он вдруг как бы увидел себя с стороны, забыл микрофон выключить, и на весь зал говорит: «Просрал жизнь». Вот чтобы этого не случилось, актеры должны изначально, со студенческой скамьи, понимать, чем именно они занимаются. - Разве это не свойственно любой творческой профессии — иногда признаться себе, что, мол, «просрал жизнь»? Это вообще главный чеховский мотив. - В общем, так. Но просто человеку может быть обидно. Он — артист, художник, а все время с этими лисичками и зайчиками. И я так думаю иногда: «Ну вот репка! Оно мне надо?». Ну, репка и репка. Ну сколько можно? Хотя мы все стараемся, чтобы было хорошо. Чтобы было интересно. Находим смешные места. И актеры даже балдеют, ловят кайф, им нравится, они получают удовольствие. Это такое противоречие нашего искусства. - Разве не это главное в актерской профессии? Получение удовольствия? - Да, это главное. Без чувства удовольствия вообще была бы труба. Я вот, например, хотя двадцать лет уже занимаюсь режиссурой, в душе так и остался актером. Поэтому, не могу смотреть свои спектакли, и это плохо. - Почему не можешь? - А потому, что, когда смотришь спектакль, за всех все играешь. Внутри, понимаешь? Где-то что-то не так, начинаешь изнутри разрываться: «Надо вот так!». Очень тяжело! Я так за двадцать лет и не смог отстраниться от того, что происходит на сцене. Не смог из себя актерство вынуть. Поэтому я стараюсь не смотреть. - А ведь режиссер должен смотреть свои спектакли. - Да, я так выгляну, посмотрю какой-то фрагмент. Сделаю замечания. Но смотреть спектакль полностью — это для меня просто пытка. Натурально. Иногда, понятно, я это делаю. Куда же денешься? Но актерская моя природа так во мне и осталась. Я актеров понимаю. И всегда предоставляю им творческую свободу. Без этого нельзя. Тем более в профессии кукольника. Если актер механически делает то, что сказал ему режиссер, никакой энергетики от него не дождешься. И тогда залу будет все равно, что он делает. Возникнет стена. К счастью, у нас в театре такого я не видел. Пусть актер даже «накосячит» иногда, наделает ошибок, но будет живым и настоящим. Ошибки сразу забудутся, а спектакль получится и состоится. Беседовал Александр Донецкий